Дети капитана Блада
Шрифт:
– Да, в наше время это было бы невозможно, – сказал отец. – Помнишь – «Игра на деньги в кости и карты на борту во время похода карается…»
– А женщины! – воскликнул Нэд. Помнишь – «А ежели простой матрос или офицер проведет на корабль переодетую женщину или мальчика, наказание ему определяется – смерть».
– Дисциплина была строже. Я помню, как сам приказал расстрелять двоих по жалобе, поступившей от населения [6] , – отвечал отец. – И правильно, нечего не вовремя ронять имя флибустьера.
[6]
Еще один действительный случай, имевший место при
– Ну, ты-то сам никогда не был пай-мальчиком, – говорит Нэд, что-то припоминая.
– Положим, никто из нас не был пай-мальчиком, – говорит папа и почему-то оглядывается, – но – видишь ли, Нэд, мне никогда не поступало жалоб на меня, а это, согласись, меняет дело.
– Ну еще бы, – говорит Нэд, и его единственный глаз округляется.
– Ты, кажется, смеешся надо мной? – добродушно интересуется папа.
– Да ни в жисть! – клятвенно произносит Нэд. – Если кто над тобой когда и смеялся, так только твоя любимая госпожа Фортуна. Это не ее, случайно, древние изображали с завязанными глазами, в одной руке – розги, в другой – топор?
Папины руки, набивающие трубку, замирают. Отсмеявшись, он говорит:
–Ну что ж, ты прав – в конечном итоге я получу от нее либо то, либо это. Но не сейчас еще, я надеюсь. А сейчас, извини, у меня дела. Можешь взять Бесс и прогуляться в город – обратно я жду ее к восьми склянкам.
– Папа, а что такое пай-мальчик? – спрашивает Бесс.
– Это такой мальчик, который пищит от любой царапины, как ты, – не задумываясь, отвечает папа.
Да, ясно, что папа не может быть пай-мальчиком. Бесс твердо решает, что и она никогда не будет пай-мальчиком.
Порт был наполнен запахами разогретого солнцем дерева, смолы, фруктов, перца и ванили, сухого табака, шкур, свежей и вяленой рыбы, водорослей и многого-многого другого. Крытые пальмовыми листьями склады никогда не пустовали. Оживленная суета большого порта нравилась Бесс. Здесь грузились и разгружались разнообразные суда и суденышки: барки, флейты, каракки, иногда даже огромные галеоны. И, конечно, почти всегда здесь находилось два-три военных фрегата. На одном из них иногда плавал отец, и тогда на нем поднимали его личный флаг. Нэд частенько водил сюда Бесс, ведь он здесь был почти свой. Здесь штурманом служил его старый приятель, Джереми Питт, а старшим канониром был второй его друг – тоже Нэд, Нэд Огл. Мама без страха отпускала Бесс с дядей Нэдом. «Я уверена, что с малышкой ничего не случится, когда она с вами», – говорила она. – «Будьте спокойны, мэм»,
– отвечал Нэд.
Конечно, мама не была бы столь спокойна, если бы видела свою дочурку. К десяти годам не осталось такого места на корабле, где бы Бесс не побывала. Даже папа иногда говорил дяде Нэду: «Ты знаешь, мне всегда казалось, что молодая леди должна получать какое-то другое воспитание». – «Да, но вот беда – ты не знаешь, какое,» – отвечал тот. А уж звучные словечки морского лексикона были для Бесс совершенно естественны: «Кулеврина», «Пиллерс», «Шпигат».
– Вот посмотри, – говорил Нэд, – этот флейт построен в Голландии: видишь, какие короткие реи? Осадка у него небольшая, и это очень хорошо для голландских портов; но и у нас есть места, где только такой утенок и проскочит.
Сам отец научил Бесс латыни, испанскому, французскому и основам хирургического искусства. «Вот уж точно не занятие для молодой леди», – замечал Нэд. Практиковалась Бесс, конечно, только на домашних животных, но уж зато ни один покусанный собачий бок и ни одна сломанная лапа не миновали ее рук.
К десяти годам вся эта свобода кончилась – папа выписал из самой Англии настоящую гувернантку, которая знала, какое воспитание должна получать молодая леди. Теперь все время Бесс оказалось заполнено по минутам. Оказывается, настоящей леди быть не менее трудно, чем портовым грузчиком или ловцом жемчуга. Впрочем, у Бесс никогда не было
Однажды папа вышел во дворик, где она уже больше пятнадцати минут раз за разом поворачивала по команде Джона, заставляя лошадку менять ногу.
– Мягче повод. Ниже руки. Энергичнее. Мягче. Мягче!!! Еще раз. Плечи свободнее. Корпус назад. Мягче повод!!! Еще раз. Ша-гом!
Распаренная Бесс пустила лошадь шагом, пытаясь восстановить дыхание. Папа повернулся к Джону.
– Девочка хочет всего лишь научиться ездить верхом, а ты муштруешь ее, как драгуна.
– Вы сами приказали мне позаботиться о безопасности мисс, Ваше Превосходительство, – сказал Джон, дерзкой улыбкой уничтожая всю почтительность своего обращения. – А безопасность всадника – в его умении, умение же достигается только муштрой. Вам ли того не знать?
– Тебе виднее, но ведь она же еще ребенок!
– Сто-ой! Соберите лошадь, мисс. Галопом – марш!
Бесс прекрасно знала, что у нее не получится. Она подобрала поводья и тронула лошадь хлыстом – та пригнула голову и ударила задом. Лошадка была готова продолжать в том же духе, однако Джон ловко достал ее длинным бичом. Кобыла, прижав уши, понеслась по кругу, а Бесс, откинувшись назад, изо всех сил повисла на поводе.
– Ваша дочь, сэр, достаточно энергична и тверда, чтобы справиться с лошадью, когда та сопротивляется, – пояснил старик как ни в чем не бывало, – но ведь главное в езде – умение не вызывать лошадь на сопротивление, когда в том нет нужды. Правильное сочетание побуждающих и сдерживающих мотивов, сэр! Если хотите, это даже не искусство, это – философия. Шаа-гом!
– Я запомню, – сказал отец.
– Вот, скажем, майор Мэллэрд…
– Позволь напомнить тебе, – холодно произнес отец, – что майор – жеребчик не из твоей конюшни. С милейшим майором я как-нибудь разберусь сам, и, надеюсь, у меня хватит и энергии, и твердости.
– Ну-ну. Вы отчитали его – воля ваша, конечно – но…
– Интересно, почему весь дом в курсе этой истории?
– Это все потому, что в вашем кабинете большое французское окно. С таким же успехом вы могли бы публично высечь майора на площади перед церковью. Теперь он клянется, что никогда вам этого не забудет.
– Ну что он может сделать? – с досадой в голосе спросил отец.
– А вы уверены, что сами-то чисты перед законом?
– В конце-то концов, главное, чтобы в этом было уверено мое начальство, – с легким раздражением заметил отец.
– Вот в том-то все и дело, – протянул Джон.
– Слушай, Джон, уж не поменяться ли нам местами? Я вижу, что ты лучше моего знаешь, как управлять этим островом.
– Это было бы ужасно, сэр… – с чувством произнес Джон.
– Ну то-то!
– …я про лошадей, сэр… Мисс, р-рысью! Короче повод…