Дети капитана Гранта (иллюстр.)
Шрифт:
— Какие же это слова, капитан? — спросил Гленарван. — Откройте нам их: наше самолюбие задето за живое!
— Пожалуйста, — ответил Гарри Грант. — Но, как вам известно, стремясь увеличить шансы на спасение, я вложил в бутылку три записки на разных языках. Какая из них вас интересует?
— Так они не тождественны? — воскликнул Паганель.
— Тождественны, за исключением одного названия.
— Тогда скажите нам французский текст, — сказал Гленарван, — он был наименее поврежден водой, и наши толкования основывались главным образом на нем.
— Вот этот текст слово в слово: «Двадцать
— Как?! — воскликнул Паганель.
— «Здесь, — продолжал Гарри Грант, — терпя постоянные жестокие лишения, они бросили этот документ под 153° долготы и 37°11' широты. Придите им на помощь, или они погибнут».
Услышав слово «Табор», Паганель вскочил с места и вне себя воскликнул:
— Как — остров Табор? Да ведь это же риф Мария-Тереза!
— Совершенно верно, господин Паганель, — ответил Гарри Грант. — На английских и немецких картах — Мария-Тереза, а на французских — Табор.
В эту минуту полновесный удар обрушился на плечо Паганеля, так что он согнулся. Справедливость требует признать, что это майор, впервые вышедший из рамок строгой корректности, так наградил Паганеля.
— Географ! — сказал с глубочайшим презрением Мак-Наббс.
Но Паганель даже и не почувствовал удара. Что значил он по сравнению с ударом, нанесенным его самолюбию ученого!
Так значит, как рассказал он капитану Гранту, он постепенно приближался к истине. Патагония, Австралия, Новая Зеландия казались ему бесспорным местом крушения. Обрывок слова contin, который он истолковал сначала как continent (континент), постепенно получил свое подлинное значение: continuelle (постоянная); indi означало сначала indiens (индейцы), потом indigenes (туземцы) и, наконец, было правильно понято как слово indigence (лишения). Только обрывок слова abor ввел в заблуждение проницательного географа. Паганель упорно видел в нем корень глагола aborder (причаливать), между тем как это было частью французского названия острова Мария-Тереза, где нашли приют потерпевшие кораблекрушение на «Британии»: остров Табор. Правда, этой ошибки трудно было избежать, раз на всех корабельных картах «Дункана» этот остров значился под названием Мария-Тереза.
— Но все равно! — восклицал Паганель и рвал на себе волосы в отчаянии. — Я не должен был забывать об этом двойном названии! Это непростительная ошибка, заблуждение, недостойное секретаря Географического общества! Я опозорен!
— Господин Паганель, успокойтесь! — утешала географа леди Элен.
— Нет, нет! Я настоящий осел!
— И даже не ученый осел, — отозвался в виде утешения ему майор.
Когда обед был окончен, Гарри Грант позаботился о том, чтобы привести в порядок все свое хозяйство. Он ничего не брал с собой, желая, чтобы преступник наследовал честному человеку.
Все вернулись на борт «Дункана». Гленарван хотел отплыть в тот же день и потому дал приказ высадить боцмана
— Это я, Айртон, — сказал Грант.
— Вижу, капитан, — отозвался боцман, не проявляя и тени удивления. — Ну что же, рад вас видеть в добром здоровье.
— По-видимому, Айртон, я сделал ошибку, высадив вас в обитаемых местах.
— По-видимому, капитан.
— Вы сейчас останетесь вместо меня на этом пустынном островке. Я надеюсь, что вы раскаетесь в том зле, которое причинили людям.
— Все может быть, — спокойно ответил Айртон. Гленарван обратился к боцману:
— Итак, Айртон, вы по-прежнему хотите, чтобы я высадил вас на необитаемый остров?
— Да.
— Остров Табор вам подходит?
— Совершенно.
— Теперь, Айртон, выслушайте то, что я хочу напоследок сказать вам. Вы здесь, вдали от всякой земли, будете лишены общения с другими людьми. Чудеса редки: вам не убежать с этого островка, на котором оставит вас «Дункан». Вы будете один, но вы не будете затеряны, отрезаны от мира, как капитан Грант. Люди все же будут помнить о вас, хоть вы того и не заслуживаете. Я знаю, где найти вас, Айртон, и я этого не забуду.
— Спаси вас бог, милорд, — просто ответил Айртон. То были последние слова, которыми обменялись Гленарван и боцман.
Шлюпка уже стояла наготове. Айртон спустился в нее.
Джон Манглс заранее распорядился перевезти на остров несколько ящиков с консервами, одежду, инструменты, оружие, а также запас пороха и пуль. Таким образом, боцман мог работать и переродиться в труде. У него было все необходимое, даже книги, и в их числе — Библия.
Настал последний час. Команда и пассажиры собрались на палубе. У многих сжималось сердце. Мери Грант и леди Элен не могли скрыть своего волнения.
— Это так необходимо? — обратилась молодая женщина к мужу. — Необходимо покинуть здесь этого несчастного?
— Да, Элен, необходимо, — ответил Гленарван. — Это искупление!
В эту минуту шлюпка, по команде Джона Манглса, отвалила от борта. Айртон, как всегда невозмутимый, стоя снял шапку и с суровой важностью поклонился.
Гленарван, а за ним вся команда обнажили головы, точно у постели умирающего. Шлюпка все удалялась. Все на палубе молчали.
Когда шлюпка подошла к берегу, Айртон выскочил на песок, а шлюпка вернулась к яхте. Было четыре часа пополудни. С юта пассажиры видели, как боцман, скрестив на груди руки, неподвижно, словно статуя, стоял на прибрежной скале. Глаза его были устремлены на «Дункан».
— Отправляемся, милорд? — спросил Джон Манглс.
— Да, Джон, — ответил Гленарван; он был взволнован, но старался не показать этого.
— Полный вперед! — крикнул капитан механику.
Пар зашипел в трубах, винт закрутился, и в восемь часов скалы острова Табор скрылись в вечерней мгле.
Глава XXII
ПОСЛЕДНЯЯ ПРИЧУДА ЖАКА ПАГАНЕЛЯ
18 марта, через одиннадцать дней после того, как «Дункан» отплыл от острова Табор, показались берега Америки, а на следующий день яхта бросила якорь в бухте Талькауано.