Дети Лезвия
Шрифт:
Мясницкий нож, припечатавший тощего лавочника к разделочному столу. Одуряющий аромат цветов, раскиданных тонким покровом, на котором лежали убитые в движении, в точно схваченном порыве люди. Повешенная на ожерелье красавица, кокетливые черты которой так и не успели сложиться в гримасу испуга. Особенно досталось охране — ее искромсали на мелкие кусочки, старательно выкладывая символы Алфавита. Боевые соколы тоже побывали здесь — следы когтей были на каждой второй жертве. Никто не стонал и не шевелился — Адепт Детей Лезвия выполнял работу безукоризненно. Рика еще раз вырвало, а потом мы свернули в переулок, ведущий к храму Дэмиан. Нищий, распластавшийся у статуи очередного
Храм походил на бутон тюльпана. У дверей столпились перепуганные люди, кто-то выстрелил в меня из арбалета, заметив не прикрытые ничем черные крылья на потной спине. Я отмахнулась от стрелы, словно от назойливой мухи, и они загомонили, закричали, побежав внутрь здания, увенчанного статуей полуголой женщины, такой же нежно-голубой, как и камень храма. Непроницаемое лицо Дэмиан было обращено к горам Ущелья, и мне показалось, что богине нет никакого дела до людей. Рик крикнул, что я пришла, чтобы спасти их, но страх застилает глаза — они бестолково уставились на меня, не произнося ни слова. Безмолвная, дурно пахнущая толпа. Триэр скривился в гримасе недовольства.
Выпученные глазища хорошенькой девочки, выглядывающей из-под юбки матери, с любопытством следили за мной. Как я ни старалась, я не могла пробудить в себе сострадание или ощущение близости. Рик пытался что-то объяснить, но, по-моему, его никто не слушал. Мы развернулись, огибая рыночную площадь с другой стороны, встречая бегающих без толку горожан, которые держали в руках узелки со скудным скарбом. Они выглядели так жалко, что мне было неловко на них смотреть.
— Демон! — завопила истеричная старуха, ударившись спиной о деревянного идола и хрипя от ужаса.
Я не удостоила ее вниманием, перестала воспринимать окружающее, забыла про Рика, который шел сзади, впервые желающий увидеть, как свершится очередная месть. Лезвия топоров отражали свет, лучи рассветного солнца играли на них, танцевали на искусно вырезанных символах. Кровь выглядела непривычно яркой. После царства тумана Беар насиловал взгляд буйством красок. Синее платье очередной служительницы Бригитт, белая линия вывихнутой руки — и сочные мазки кровавой кистью. Изумрудная зелень и теплое золото. Я неслышно шагала по дороге, приближаясь к Залу Закона, Триэр занял место сбоку. Пламя ползло сзади, словно собака, сдерживать его не было сил. Тонкая нить, огненный хлыст, следующий по пятам.
Я заметила их сразу — фигуры Детей Лезвия, перед которыми возвышался Сэтр, опирающийся на меч. Судя по всему, они выполняли Рра-Мих, Поход Крови, который Адепт объявлял в случае опасности и необходимости объединения всех Детей Лезвия перед лицом гибели клана. Я не видела никакой угрозы нашему существования помимо того, что Сэтр все еще был жив, и еще одно вопиющее нарушение Заповедей кольнуло раздражением. Покрытые кровью с ног до головы, они собирались войти в Зал Закона, где укрывались горожане. Я прекрасно знала, что там нет никакой защиты для них, но люди верят в богов, в избранность, в то, что словами можно добиться спасения. Отряд Адепта загнал их туда, словно стадо, и теперь собирался принести в жертву во славу Смерти. Адепт поднял голову, и льдистые глаза уперлись в белые шрамы на моих руках.
— Никак не можешь забыть меня, Ра? — усмехнулся он. — Я по тебе соскучился.
У
Я поежилась от налетевшего холодного ветра. Сэтр посмотрел вдаль и немного изменился в лице, но это было не опасение, которого я ждала, а только интерес. Через некоторое время раздался тихий свист, предшествовавший появлению фургона Делла Мор, и Шанна с Мэрионом переглянулись. Стук колес Девы-Мстителя все приближался, люди помчались в разные стороны. Они не знали, что их ждет, но инстинкты безошибочно подсказывали убегать. Рик спрятался около здания, не приближаясь, но и не собираясь покидать поле битвы. Холод пробирал до костей, расстилал ковер инея перед Делла Мор.
— Не могла придти без подарка, — бросила я, сжимая рукояти топоров.
Воздух замерзал, дышать становилось больно. Грохот фургона мертвой даройо заполнял разрушенные улицы, метался между домами, рос, изменялся, становился все более пугающим. Триэр надел перчатки, не спуская глаз с Адепта, но Сэтр не торопился. Он был напряжен, сосредоточен и, пожалуй, притягателен.
— Меня не волнует Дева, ведь ты все равно сразишься со мной сама. Это очевидно, — наконец произнес он, переводя ранодушный взгляд. — Ты предсказуема, Ра. Сначала похвала, потом кнут — и тебя можно направить по любой дороге. А сейчас время кнута.
Он ударил с ходу, метко и яростно. Иней стремительно покрывал камни и стены, свист был уже совсем близко. Триэр натянул тетиву, но что происходило дальше, я не видела. Разрушающая мощь Адепта резанула по телу, пытаясь разорвать связи, распылить, уничтожить, но в этот раз я была намного более прыткой, чем раньше.
— Ты хорошо учился у Чарующих, — хмыкнула я, окружая себя пламенным кольцом. — Твои речи столь же ядовиты.
— Зато ты ничему не учишься, — парировал Сэтр, выхватывая бич.
Огрызки стали впились в плечо, но я засмеялась — сталью меня было не достать. Нужно было что-то другое — нечеловеческая быстрота. Топоры засверкали в морозном воздухе, устремляясь к телу Сэтра, но он уворачивался от испещренных знаками лезвий с игривой легкостью. Все быстрее, быстрее и быстрее. Стрелы Триэра рисовали в воздухе символы Алфавита. Он был мрачен и собран, увлекшись боем. Никто не любит воевать так, как мы. Каждое движение доставляло удовольствие. Почти любовная игра.
Фургон Делла Мор показался в конце улицы, и мы остановились. Это было величественное зрелище — мертвая даройо появилась, окруженная морозным паром и клубами дыхания, вырывавшегося из глоток проклятых лошадей. Казалось, что с ней наступает сама тьма. Фургон несся вперед, грохотал и покачивался, истлевшие занавеси развевались, показывая зев бездны. Ее слепые глаза смотрели вперед, а руки правили конями, опуская на черные спины кнут. Плиты трескались и разрушались под копытами, трава умирала. Триэру приходилось туго — на него наседали сразу трое даройо, каждый из которых был настоящим мастером. Черный Лучник воспользовался замешательством и всадил несколько стрел в грудь Мэриона, но тот остался жив.