Дети Лимба
Шрифт:
И спотыкаюсь с ней, и делаю надрез.
Надрез над этой опухолью мозга,
Надрез над этой опухолью будней.
Мы все умрем довольно так неброско,
Но мы и жили скудно на распутье.
Распутье между долгом и мечтами.
Меж выбором – бежать или упасть.
И мы друг друга в этот траур загоняли,
Лишь бы хоть что-нибудь здесь делать не стыдясь.
Но посмотри на все и посмотри на всех.
Такие
Мы выходили из артерий города на свет,
Вот только душу мертвую не скрыли.
Белый шум
Сколько с высоток сброшено?
Не важно – он счастлив, и ты сыта.
А я сыт здесь по горло крошевом,
Стекающим с вен по листам.
Я бы все это здесь пролистал,
Но войди в положение, цензор.
В этом омуте я вроде как Цезарь,
Но я омута сам арестант.
Из ближнего только лишь шепот,
Но спасибо ему, что дышу.
Моя жизнь – это просто осколок,
Застревающий в латаном шву.
Что-то видел и что-то пишу.
Что-то слышал, но лучше б не слышал.
Знаешь, пустота породит белый шум,
И мы все этим шумом дышим.
Пантеон
День за днем тебя давит тонна бездушного текста.
Как пантеон, в который ты больше не веришь.
Просто давит и ждет, когда позвоночник треснет.
Ты все смотришь и ждешь, когда добела истлеешь.
Посмотри сюда. Выбрось все эти строки.
Я хочу за всем этим просто быть человеком.
Живым человеком, живым и одним из многих,
А не просто кульком, зарытым и серо отпетым.
Просто скажи, потому что я не понимаю,
Куда все вложить мне, пока я еще живой.
Мне насильно писать и играть доводилось сценарий,
Только в титры не вписан и роли здесь нет никакой.
Ты не знаешь, не веришь, что у меня есть зубы.
Ты не знаешь, как я могу скалиться здесь вопреки.
Вопреки этой жизни, которая всех здесь губит.
Я губы кусаю, но не обнажаю клыки.
Хочу человеком быть, не просто убийцей знаков,
Оцифрованных намертво, что никому не нужны.
Я такой никудышный актер своего театра,
Но первосортная туша, что здесь обглодают псы.
Выбрось все. Выбрось здесь каждую строчку.
Это все как игра, в которую я проиграл.
Сотри мою жизнь и оставь хоть одну лишь точку,
Я за все это время здесь больше жизней терял.
Стало проще
Все стало легче, понятнее и проще.
Чужие балконы холодного
До боли знакомые редкие рощи,
Да и все, где меня не найдут наверно.
Стало проще, когда разговор не клеишь,
Проще стало, когда ко всему остыл.
Когда так же не спишь, но уже не жалеешь
Ни о чем, что когда-либо отпустил.
Стало проще, когда ждешь больничной койки.
Стало проще, когда не захочешь вернуть
Ничего, даже всех этих дней убогих.
Даже воздух, который осталось вдохнуть.
Стало проще, когда изнутри не держит.
Ты здесь умер. И больше уже не ждешь.
Ты здесь умер. Просто здесь умер прежним.
Сколько же раз ты еще по пути умрешь…
Некрономикон
Верни меня в мой настоящий дом.
Не в тот, где вырос и потом расстался,
А в тот, что в голове сгорел давно,
И ты в его обломках потерялся.
Верни туда и объясни зачем,
Зачем и для чего я был там нужен.
И объясни мне, почему он догорел.
И объясни мне, почему он был разрушен.
Верни. И я не расскажу, где был.
В каких застрял и потерялся мыслях,
В каких концовках персонаж себя убил.
В каких концовках это все приснится.
Верни. Насыпь мне в руки его прах.
Я подавился этой горечью о том,
Что в голове своей я угодил в капкан,
Листая будней этих Некрономикон.
Вы придете
Лишь на секунду обо всем забудусь,
И вы придете головой пинать об землю.
Куда ни уходи, куда ни сунься -
Натянут нервы голоса чужих советов.
Да тут и так как выкидыш из зоосада,
Куда распарывать на мясо – нечего.
Я, ощетинившись, ползу по эстакадам,
Да только ты все потрошишь до самой печени.
И у меня застряло все в этой печенке,
Что все системы на неврозе отказали напрочь.
Иди рассказывать другим о чем-то.
Дай мне хоть раз спокойно уснуть за ночь.
Я больше слышать не могу и сколько можно.
«Не будут ни читать тебя, ни слушать».
Вот только знаешь, по длине своей дорожки,
Я здесь и так был никому не нужен.
Еще живы
Мы еще живы. И что?
Жизнь онемела под натиском бойни.
Я равнодушно жду шторм.
Жду, когда все-таки нас здесь зароет.
Темная сказка в моей голове.