Дети нашей улицы
Шрифт:
Она стала оправдываться:
— Я промывала его теплой водой. Я так занята работой, что мне было не до того.
— Ты не должна забывать о своем здоровье! Особенно если речь идет о таких красивых глазах, как у тебя.
Она смущенно улыбнулась этой похвале. Он протянул руку к полке за спиной, снял банку, вытащил из нее кулек и сказал:
— Вот это надо высыпать на платок, подержать над паром, а затем привязать к глазу на всю ночь. Прикладывай, пока левый глаз не станет таким же красивым,
Она взяла кулек и достала из кармана кошелек, чтобы расплатиться. Он рассмеялся:
— Нет. Ты мне ничего не должна. Мы соседи и друзья!
— Но ты же платишь нам за чай.
Он уклонился:
— Но ведь я плачу твоему отцу, этому почтенному человеку. Я так хочу познакомиться с ним! Мне жаль, что в таком возрасте он вынужден работать!
— У него отменное здоровье, — гордо ответила она. — Дома ему скучно сидеть. Так он предается печальным мыслям. Ведь он был свидетелем тех событий, которые привели Касема к управлению улицей.
На лице Арафы появился интерес.
— Правда? — переспросил он. — Твой отец был одним из товарищей Касема?
— Нет. Но он был счастлив, когда правил Касем. До сих пор он горюет по тем временам.
— Я хочу познакомиться с ним и послушать его рассказы.
— Даже не упоминай при нем! — перебила она его. — Лучше ему забыть об этом навсегда. Однажды он выпил в винной лавке с друзьями и, опьянев, во весь голос стал требовать, чтобы вернули порядки времен Касема. А как только он вернулся в квартал, Сантури набросился на него и колотил до тех пор, пока отец не потерял сознание.
Арафа с грустью выслушал историю, потом в упор посмотрел на Аватеф и сказал, будто намекая на что-то:
— Никто не будет чувствовать себя в безопасности, пока есть надсмотрщики!
Она быстро взглянула на него и отвела взгляд, словно спрашивая: что он на самом деле хотел этим сказать?
— Поверь мне, никому не будет спокойной жизни, — сказала она.
Он с сочувствием прикусил губу.
— Я видел, как Сантури смотрел на тебя своими наглыми глазами.
Улыбка пропала с ее лица.
— Бог ему судья!
— Девушкам, наверное, льстит, когда они нравятся надсмотрщикам? — подозрительно спросил Арафа.
— У него уже четыре жены!
Сердце его замерло, и он спросил:
— А если ему это не помеха?
— Я возненавидела его с тех пор, как он избил отца, — резко ответила Аватеф. — Надсмотрщики все такие. У них нет сердца. Они забирают дань с таким важным видом, будто облагодетельствовали нас.
Довольный ее ответом, Арафа оживился:
— Я согласен, Аватеф! Как прав был Касем, когда уничтожил их! Но они появляются вновь, как ячмень на больном глазу.
— Поэтому мой отец и тоскует по временам Касема!
Арафа задумчиво покачал головой.
— Другие
— Ты так считаешь, потому что не жил при Касеме, как отец, — заносчиво сказала она.
— А ты жила?
— Отец рассказывал мне.
— Мать тоже мне рассказывала. Но что толку от этого? Разве это избавит нас от надсмотрщиков? Моя мать пострадала от них. Ее уже нет, а они все порочат ее имя.
— Правда?!
Он помрачнел, как мутнеет стакан чистой воды, если насыпать в него грязь и песок.
— Поэтому я боюсь за тебя, Аватеф! Надсмотрщики угрожают нашей чести, нашему достатку, миру и любви. Открою тебе, как только я увидел, что это животное проявило к тебе интерес, я решил, что это зло должно быть уничтожено.
— Говорят, что ему покровительствует сам владелец имения.
— Где он, наш дед?
— В Большом Доме, — не задумываясь, ответила она.
Спокойно и без эмоций на лице он сказал:
— Да, твой отец рассказывает о Касеме. А Касем рассказывал о деде. Мы только слышим рассказы о нем, а в жизни видим таких, как Кадри, Саадулла, Агаг, Сантури и Юсуф. Нам нужна сила, чтобы избавиться от этих страданий. Что пользы от воспоминаний?
Заметив, что этот разговор может испортить их встречу, он пошутил:
— А мне нужна ты. И не меньше, чем сила нашей улице!
Она осуждающе посмотрела на него. Он дерзко улыбнулся, хотя во взгляде его всегда чувствовалась смелость. Увидев, что девушка нахмурила брови, он сказал серьезным тоном, чтобы потушить ее внезапный гнев:
— Красивая трудолюбивая девушка! Она забыла за хлопотами о своем глазе, который воспалился. Пришла ко мне за помощью, а оказалось, что это она мне нужна, а не я ей.
Аватеф встала:
— Мне пора уходить.
— Не надо сердиться! Я не сказал ничего такого. Ты уже давно произвела на меня впечатление. Все эти дни я то и дело смотрел на вашу кофейню из окна. Я не могу жить в одиночестве вечно. И мой дом, где кипит работа, нуждается в заботе. Зарабатываю я больше, чем необходимо. Мне надо с кем-то делиться своим достатком.
Она вышла из комнаты, он последовал за ней в коридор, чтобы проводить.
— Всего хорошего! — сказала она, чтобы не уходить, не попрощавшись.
Он остался стоять на месте, тихо напевая:
О, луноликая, как ты горда! Наполни мне бокал, луна моя! Среди людей красивей нет тебя!Полный сил и энергии, Арафа вернулся в лабораторию, где вовсю уже работал Ханаш.
— Ну, как? — спросил он Ханаша.
Тот показал ему бутылку: