Дети немилости
Шрифт:
Лонси вспоминал, как однажды встретился с уаррцами лицом к лицу; он случайно проходил мимо посольства восточной империи. Уаррцы были высокие, горделивого вида; в ушах у них покачивались тяжёлые серьги, а лица покрывала жуткая роспись, состоящая из схем заклинаний. Лонси бросило в дрожь, он поторопился перейти на другую сторону улицы. К счастью, они на него даже не посмотрели.
«Как хорошо, что Император желает мира», — подумал он тогда, и сейчас тоже так подумал. Если бы только ещё на его месте оказался кто-нибудь другой, было бы совсем хорошо… «Ничего не
Какой бы смысл магия ни придавала времени, война с Уаррой Аллендору не нужна.
Ничего не случится.
…Неле натянула поводья. Чалая кобыла коротко, удивлённо заржала и остановилась; следом, совершенно игнорируя желания и веления Лонси, остановилась серая.
— Что это? — полуудивлённо спросила Неле, уставившись на север.
— Что? — растерянно переспросил Лонси, но она не ответила.
Миг спустя и сам маг различил в звоне и стрёкоте цикад нарастающий, точно голос грозы, дальний гул.
Они были как тени, несущиеся по поднебесью, яростные тёмные гончие, они мчались за незримой добычей, рассекая солнечное сияние, и грохот всё нарастал, и ветер пригибал травы. Лошади затревожились, задрожали, мотая головами, Лонси судорожно вцепился в луку седла, надеясь, что серая не понесёт. Неле застыла, неотрывно глядя в небо, вытянула длинную шею.
Они близились, росли; сумрачное, жёстких очертаний облако над горизонтом распадалось на составляющие, и уже можно было различить сухие стрижиные контуры крыльев.
— Это драконы? — спросила Неле. Голос её едва слышался в немолкнущем громе.
— Нет, — ответил Лонси. — Здесь драконы не водятся…
Уши закладывало.
— Это атомники, — успел договорить маг прежде, чем грохот вбил его слова в землю.
…и ржавеющими тисками сдавила сердце его жгучая, чёрная, клокочущая как сама Бездна зависть, лютая зависть, язвящая душу; но такой пламенной и больной была зависть Лонси, что уже становилась она, как алмазом становится графит, чистой тоской по несбыточному, мечтой о недостижимом.
Гордость и грозная мощь королевства, торжество человеческого разума и воли.
Атомные самолёты Аллендора.
Только сложнейшие схемы Четвёртой магии, имеющей дело со структурой вещества и невидимыми полями, способны поднять в воздух стальную птицу. Работа в тяжёлой промышленности — вершина карьеры, признание несравненных достоинств и предельного для мага могущества. Целый год, всецело посвятив себя задаче, рискуя не только своей жизнью, но жизнями тысяч окружающих, великий мастер вычерчивает схему атомного распада, чтобы появился на свет движущий элемент самолёта.
Мгновенная тень пронеслась по земле. Над самыми головами Лонси и Неле эскадрилья разделилась, крайние вычертили в небе два идеально ровных полукружья, центральные умчались вперёд, а ведущий, ослепительно блеснув белым заугольем крыла, почти вертикально взмыл к солнцу.
— Видела? — воскликнул маг, когда атомники, завершив фигуру высшего пилотажа, унеслись обратно. Уже и шум стих, и даже лошади успокоились, а он всё никак не мог прийти в себя. — Видела,
— Она превратилашь в летучую жележку? — поинтересовалась Неле, и Лонси с минуту не мог сообразить, действительно горянка так глупа или просто насмехается над ним.
— Дурочка, — выдохнул он, наконец, почти испуганный. — Имей почтение! Если бы не Её Высочество, вам бы… вас бы давно уже…
— Вешь Ройшт говорил, что приншешу унеш дракон, — Неле пожала плечами. — И теперь она как не человек. Я и подумала — не человек, это как? Может, она штала летучей жележкой. Мало ли.
Лонси обречённо прикрыл глаза и заключил, что попытки «просветить» Неле — занятие совершенно безнадёжное. Какой-то здравый смысл у дикарки есть, но он уживается в ней с настолько фантастическими представлениями о мире… если она всерьёз полагает, что человек может «превратиться в летучую железку», о чём ещё говорить. Минуту спустя маг неожиданно для себя задался вопросом: о чём бы беседовали суперманипулятор Маджарт и принцесса, будь они на их — в действительности, на своём — месте? Нетрудно догадаться. Об аэродинамике, о новых схемах Четвёртой магии и о тяжёлой промышленности…
— Мы ехали сюда на паровике, Неле, — уже совершенно спокойно и почти ласково произнёс он, — ты же видывала паровики? Атомник — почти то же самое. Только применяется здесь не Третья магия, а Четвёртая, которая гораздо мощнее. Поэтому атомник летает по воздуху, а не ездит по рельсам. Через две недели в Ройсте будет парад по случаю шестидесятилетия Его Величества. Авиаторы устроят показательные выступления. А сейчас они упражняются.
— Ум-гму, — не раскрывая рта, Юцинеле уведомила о понимании.
Лонси поднял голову. В дальней синеве таяла тень благородной эскадрильи — или он просто воображал, что видит её?
Её.
Принцессу Лиринию Аллендорскую.
Госпожу Выси.
Раннее детство слилось в памяти Лонсирема Кеви в единственный день — длинный день у порога тоскливого вечера. На неделе родители обещали Лонси сводить его в парк, и выходного он ждал как праздника. Испросив отпуск, уехала домой, в деревню, его бонна; с начала лета приятелей, близнецов из дома напротив, родные сослали в усадьбу к тётке. С утра до вечера в одиночестве Лонси слонялся туда-сюда по коридорам, наполненным жутковатым мерцанием позолоченных книжных корешков.
Мать и отец работали в большой зале.
…Пройдёт несколько лет, и выросший Лонсирем будет думать совсем иначе. Мрачные библиотечные комнаты станут сокровищницей, обладателю которой нет нужды в глупых друзьях, надоедливую старуху бонну сменят молодые весёлые репетиторы (всестороннее творческое развитие, подготовка в лицей с уклоном в профессию, викторины, художественная импровизация, основы практической магии), а равнодушие родителей ко всему, кроме работы, начнёт казаться большой удачей. Но так стало не сразу, и полустёршееся воспоминание пробуждало в Лонси давние детские чувства: горесть, отчаянную обиду, уверенность, что ничего не изменится.