Дети немилости
Шрифт:
— Принц, — сказала Далан, — есть ещё одно важное обстоятельство.
— Да?
— Наши лаборатории недавно зафиксировали перемены в структуре магического поля. — Маршал, прикрыв глаза и глубоко, размеренно дыша, прошла к креслу и снова села. — Простите, самочувствие… Так вот, до сих пор заряд поля равномерно ослабевал по мере удаления от Истока. Влияние Башни Бездны на территории Ожерелья почти не ощущается, Лациаты — слишком серьёзная преграда. Но теперь от Цестефа к северу напряжённость вновь возрастает.
Эрисен озадаченно нахмурился.
— Госпожа
Я ощутил, как напряглась Эррет. Она, несмотря на родство с Лаангой, магией не владела, но физику магии благодаря тому же родству знала отменно.
— Всё говорит о том, что Башня Выси вновь начала действовать.
— То есть как? — грубовато переспросил Тайлат. — Сама по себе?
— Вряд ли это возможно. Я ничего не утверждаю, но всё говорит о том, что Каэтан возвратился.
— Этого не может быть, — уверенно сказала Эррет.
— Почему? — Далан вскинула глаза.
— Не так давно я беседовала с Каэтаном лично, — Эррет передёрнула плечами. — Он был твёрд в намерении всеми силами способствовать предотвращению конфликта. Активация Башни дала бы Аллендору новый стимул к агрессии.
— По всей видимости, — заключил Раат, — так и случилось. Может быть, вы неверно поняли великого Каэтана?
— В том же заверил меня и великий Лаанга, — хмуро заметила Эррет.
Повисло молчание. Маршалы и генералы, за исключением госпожи Далан, собрались в кружок над картой и в полном безмолвии объясняли друг другу что-то жестами. Инженер-маг откинулась на спинку кресла, проделывая дыхательную гимнастику. Принц-консорт озадаченно крутил ус.
— Возможно, Каэтан пытается сдержать агрессию Ройста, а не стимулировать её? — предположил я; другого объяснения я не видел.
— Возможно, — вслух подумала Эррет. — Я свяжусь с Лаангой. Это очень серьёзно.
— Ситуация серьёзней, чем мы думаем, — вполголоса заметил Эрисен. — В Гентерефе это наверняка заметили раньше… Да, теперь я понимаю. Даже с таким союзником, как Уарра, чаши весов равны. Морэгтаи, вы… вы были весьма опрометчивы, отдавая приказ вашим авиаторам.
«Бесы! — подумал я. — А как удачно получалось…»
— И мрачная же вырисовывается картина, — пробормотал принц; он коротко оглядел военачальников, задержал взгляд на господине Ярите, который с заботой врача склонялся над беременной, и подошёл ближе ко мне. — Морэгтаи, вы понимаете, что происходит? — сказал он напряжённым полушёпотом. — Истефи и Гентерефу фактически объявлен ультиматум. Лириния дала им шанс. Если они не воспользуются этим шансом, мирно примут уаррские войска и тем самым подтвердят, что остаются в составе Ожерелья, то по ним в перспективе придётся первый удар Аллендора. А если они атакуют ваши «Знамёна» — то «Знамёна» наверняка начнут отстреливаться…
Я закусил губу.
— В Адаф нельзя сесть, — сказал я. — Там болота. Атомники не смогут вернуться через Лабиринт без дозаправки.
«И Бездна начнёт
— А по ту сторону границы, — нервно крутя ус, напомнил Эрисен, — всё ещё стоят войска Аллендора. И демон, которым они не умеют управлять толком — а скорее, лгут, что не умеют. И Башня Выси.
— Что же делать? — вслух подумала Эррет.
— Остаётся только ждать, — безнадёжно пробормотал принц-консорт и отвернулся. — Не так долго ждать, собственно… Никто не может предсказать развития событий.
И словно бы что-то тихо прозвенело на краю слышимости. Мускулы мои напряглись, странный холодок побежал по спине. Шарики света медленно плыли под расписанным потолком, соблюдая орбиты; мерцали золотые инкрустации и украшения на рамах картин. Тьма за окнами поблекла, предчувствуя грядущий рассвет.
Таян.
Предсказание.
— Итаяс, — сказал я. — Привезите мне Итаяса.
И неожиданно для себя рявкнул:
— Немедленно!
9
Раз, два…
Раз, два…
Маятник ли качается посреди бесконечных пространств, или само пространство раскачивается, кружится у неподвижного центра? То наплывает туман беспамятства, то вновь разгорается искорка потерянного, бесприютного «Я». Бесконечная белизна вовне, белая бесконечность внутри. Преграда между ними столь тонкая и столь прочная, какой может быть только математическая абстракция. Бесконечно далека точка подвеса, невесом маятник.
Раз, два…
В одну сторону — прошлое: годы, века, геологические эпохи, обратный отсчёт до самого сотворения мира. Чем дальше уходит маятник, тем меньше в нём остаётся маленького сиюминутного «Я». Исчезает сознание.
В другую сторону — будущее. Но не разглядеть его в белой дымке: скоро истаивает любопытное «Я», некому разглядывать. Один только маятник идёт своим ходом, посреди бесконечности, заключая в себе бесконечность.
В неуловимой точке настоящего возвращаются разум и чувства. Приходят видения, картины суетной жизни в замкнутом, смешном, конечном мирке. Но маятник не останавливается. Своим ходом идёт он, пропадает недолгая память. Только смутная маята остаётся где-то в закоулках сознания, но и само оно вскоре испаряется, как сухой лёд, чтобы возвратиться очищенным конденсатом.
Раз, два…
Лонсирем, Маг Выси, открыл глаза.
Чувствовал он себя прескверно. Всё тело было как ватное, вдобавок его ужасно мутило. Тошнота шла как бы не от желудка, а от мозга. Лонсирем едва удерживался в сознании. Мысли в голове составлялись только короткие и глупые — наподобие «где я?», «да что же это такое?..» и «когда это кончится?!»
Открыв глаза, Лонсирем напрягся от страха: ему показалось, что он ослеп. Вокруг был только ровный сумрак, непрозрачный, но и непохожий на тьму ночи. Так люди видят сквозь сомкнутые веки — один лишь свет, силу света.