Дети немилости
Шрифт:
В солнечных лучах плясали пылинки.
— Аргитаи, — сказал я, — я желал бы побеседовать с господином Итаясом с глазу на глаз.
Горец ласково улыбнулся.
Князь Мереи попытался возразить, но я повторил просьбу в форме приказа. Глянув на часы, я обнаружил, что до выхода «Серебряных знамён» из Лабиринта остаются считанные минуты, и распорядился выслать кого-нибудь навстречу Эрдрейари; возможно, я торопил время, но мне казалось, что генерал давно уже должен прибыть. Сам Аргитаи направился к Эрисену. Принцу-консорту предстояло узнать, что передатчик Лиринии в решающий момент
Комната опустела.
Итаяс любовался красотами царского сада.
— Тебе удастся то, о чём ты думаешь, — проговорил он вдруг. — Не так, как ты думаешь, но удастся… император Морэгтаи.
— Ты не можешь предсказать моё будущее, — сказал я.
— Я могу предсказать будущее старика, — усмехнулся горец.
Я невольно ответил улыбкой.
— Это его мечта, — сказал Итаяс.
— Я знаю.
— Но он совершит ошибку.
Я рассмеялся.
— Не рассказывай мне всего. Иначе будет неинтересно. Но я тебе благодарен.
Итаяс улыбнулся; глаза его сверкнули, он подался ближе ко мне, выгнув спину, как кот. Цепь наручников звякнула о столешницу.
— Что ты хочешь от меня услышать, император? Зачем ты отослал солдат?
Я помедлил.
— Авиаполк «Серебряные знамёна» получит дозаправку в Цестефе и к вечеру прибудет в Рескидду. Что случится потом?
— Не за этим, — сказал Итаяс.
— Стало быть, ты знаешь, зачем.
Таянец выпрямился и искривил рот.
— Лиринне придёт в ярость, — с безразличным видом сказал он, глядя поверх моей головы. — Она прикажет снова выпустить духа. Дух нападёт на сёла под Истефи.
— Что будет дальше?
Итаяс опустил веки.
— Сюда идёт Великий мертвец, — сказал он. — Он ответит.
Я кивнул. «А ты не хочешь отвечать, — думал я, глядя на резкий, по-дворянски благородный профиль Воина Выси. Таянец подставил лицо солнцу и замер в неподвижности, точно зверь на припёке. — Тебе не нравится истина, которая тебе открылась. Я понимаю. Но я хочу узнать о твоём решении. На какой вопрос ты согласишься ответить?..»
Углы рта горца чуть изогнулись, и почти немедля раздался грохот двери, ударившейся о стену. Я вздрогнул от неожиданности. Итаяс не шелохнулся.
— Государь, — севшим от тревоги голосом сказал генерал Эрдрейари, — по вашему приказанию я прибыл.
Я обернулся. За спиной генерала сгрудились солдаты и с любопытством глазели на нас. На лицах они тщились сохранить выражение полного бесстрастия, и смотрелось это забавно.
— Хорошо, — сказал я, жестом приказывая страже закрыть дверь. — Госпожа Эррет задержалась?
— Она будет через четверть часа, — Эрдрейари прошёл к столу, уселся в кресло Кайсена и без обиняков заявил: — Государь, авиаполк «Серебряные знамёна» поднялся в воздух по моему приказу.
— Вот как? — вырвалось у меня.
— Вся ответственность лежит на мне, — твёрдо закончил генерал.
«Так значит, не Рейи, — пронеслась мысль. — Я переоценил господ из Военного
— Вы совершили ошибку, — сказал я.
Эрдрейари смотрел мне в лицо — прямо и спокойно. Золотая проволока, которой были выложены его знаки, светилась в солнечных лучах. Поверх мундира на нём был чёрный широкий плащ, в пальцах генерала белела маска. Он получил экстренный вызов и не тратил времени на сборы, но, отправляясь в страну, где не было обычая поднимать умерших, Онго позаботился о чувствах её жителей.
Онго Эрдрейари поступил необдуманно? Генерал-фельдмаршал Эрдрейари пошёл на поводу у Кайсена, Военного совета, кого угодно?
Не верю.
…Итаяс с интересом и без тени страха смотрел на генерала.
— Государь, — сказал тот, — могу я узнать имя вашего собеседника?
Горец насмешливо закатил глаза.
— Я Итаяс, — сказал он, — сын Арияса, того самого, которого ты обещал посадить в клетку. А ты мертвец.
Эрдрейари сухо улыбнулся.
— Некий храбрый горец бежал от меня всякий раз, когда предвидел, что будет побеждён. Поэтому он славится как тот, кто не проигрывает битв.
— Ты и сам слывёшь непобедимым. Потому что поступаешь так же.
— Я никогда не прятался от врага в норы, Пещерный Львёнок.
— Ты повёл пушки и танки на наши мечи и стрелы. Недолго прожила бы доблесть без разума.
— Разумный воин оставил сородичей на верную смерть.
— Нет, — мягко сказал Итаяс и улыбнулся.
Я с трудом сохранял невозмутимую мину; во мне росло восхищение. Возможно, Итаяс способен был не только предсказывать слова и поступки, но и каким-то образом заглядывать в души людей. Иначе я не мог объяснить то, что Кайсен вызывал у горца омерзение, а пикировка с Эрдрейари оказалась совершенно беззлобной, хотя генерал был для таянца грозным врагом и победителем. Тени в Лациатах не обнаруживали себя. Мне пришло в голову, что никому, кроме Ларры и Кайсена, не известно число потерь среди агентов, работавших в горах. Если Итаяс в самом деле видел их насквозь…
Генерал побарабанил пальцами по своей маске.
— Государь, — сказал он, — полагаю, нам многое нужно обсудить.
И выразительно покосился на горца.
Итаяс рассмеялся.
— Я знаю всё, что ты собираешься сказать.
Эрдрейари поднял бровь. «Вот как? — подумал я. — Значит, слеп горец только передо мной, на прочие фигуры Бездны это не распространяется? Странная избирательность». Я не сомневался в правдивости его слов, их слишком легко было проверить, и я сказал генералу, что таянца действительно безопасней оставить при нас — он может заговорить не к месту.