Дети немилости
Шрифт:
— Доктор Тайви сказал, что император желает получить совет Младшей Матери относительно высшего лета, — проговорил Мерау.
— Вы верите доктору Тайви?.. — спросила принцесса таким голосом, что маг немедля умолк.
Некоторое время она чертила на песке: другие атомники, следующие за лидером в боевом порядке. Потом продолжила:
— Морэгтаи известна по крайней мере часть наших планов. Возможно, благодаря Магу Бездны, возможно — благодаря теням Уарры. Он знает, что в данный момент Аллендор не имеет отношения к Выси, и у него в руках подлинник Госпожи. Но зачем ему показываться в Рескидде лично? Даже если в Рескидде его двойник, а настоящий император
Мерау слушал молча.
— Он показывается в Рескидде, — медленно сказала Лириния; ветка хрустнула в её пальцах. — Он приказывает убить наших агентов. Он забирает себе девчонку… бесы!
Она замолчала, но Оджера много раньше посещала мысль, которая только сейчас пришла в голову принцессе. На песке замерла эскадрилья; Лириния смотрела на свои атомники, склонив к плечу золотоволосую голову, а маг смотрел на неё и думал, что при мысли о войне холодная машина рассудка государыни даёт сбой, ярость древних рескидди мутит её взор, и хуже этого ничего нельзя и вообразить. Если Атергеро выйдет из-под контроля, последствия будут ужасны… могут быть, потому что рядом немедля окажутся сам Мерау, Эмерия и Тайви, и спустя полчаса неистового демона укротят.
Кто посмеет остановить принцессу Лиринию?
Оджер подумал, что уаррцы разгадали их замысел; в ответ интриганы империи предложили задачу посложнее. Но некоторые вещи очевидны. Разразившись по воле магии, мировая война уничтожит Уарру как государство и уаррцев как нацию, поэтому император готов рисковать всем.
— Он нас провоцирует, — едва ли не с недоумением сказала Лириния.
Мерау молча кивнул.
Морэгтаи знал, что Аллендору не отведено места в высшей схеме, которую вычерчивают сейчас на полотне истории функциональные точки-ретрансляторы, знал и понимал, что Аллендор жаждет получить в ней место. Выбор магии необъясним; действительное Королевство Выси не могло представлять для империи серьёзную опасность, поэтому уаррцы решили поберечь назначенного им беспомощного врага.
— Выступая как Королевство Выси, — осторожно напомнил Мерау, — мы не можем нападать первыми. Напав, мы станем… уже навсегда станем просто страной.
— Которую можно победить, — закончила Лириния, не глядя на него, и маг порадовался этому, потому что лицо её исказилось от ярости, а принцесса пугала Мерау, даже когда бывала вполне доброжелательна. — Но, однако, если функция действительно перейдёт к Аллендору, это будет кое для кого неприятной неожиданностью. Вы понимаете, насколько важна ваша миссия, господин суперманипулятор?
— Я всегда это понимал.
— Я отправлюсь на юг, — сказала Лириния. — Как бы то ни было, южные провинции не готовы противостоять армиям Бездны. Будут большие учения. Возможно, с участием Атергеро.
— Вы хотите спровоцировать Уарру, — прошептал Мерау.
— Без этого не обойтись.
Лириния выпрямилась на скамье, потом встала и одёрнула мундир. Волосы её засветились на солнце.
— Мы не знаем, что планирует император, — сказала она. — Но мы знаем, что он заключил союз с Рескиддой. Удар будет нанесён через Ожерелье песков — и по нему. Лумирет слаба, Акридделат занимают только вопросы веры. Нужно надавить на Истефи и Гентереф. Они ближе к нам, чем к Рескидде, и готовы отколоться. Правительство Лумирет побежит к Морэгтаи умолять о помощи, и союзнику трудновато будет им отказать. Тогда, господин Мерау, я полагаюсь на вас.
Оджер сглотнул.
— Новый мир встаёт на костях старого, — сказала Лириния. — Я соболезную гражданам Уарры, но если альтернативы нет, это будут
Неле потрогала языком передние зубы. Они были ещё маленькие, ребристые — два гребешка. Священницы сказали, вовсе не сложно взять и начертить схему, чтобы зубы выросли. Услыхав это, Неле вспомнила про Лонси и мимолётно пожалела мага. Совсем слабый он был, даже не мог такую начертить. Говорят, растить кости самую малость труднее, чем мышцы и кожу…
Палаты госпиталя были высокие, в три человеческих роста, и под потолком всё время гулял ветерок — шевелил белые занавеси на окнах, другие белые занавеси, что разгораживали постели. Даже в самую жаркую пору дня здесь было прохладно. Красивые рескидди ходили, проскальзывая меж завес, такие же белые и прохладные — Старшие Дочери, Младшие Сёстры, священницы, арсеитки… На стене у входа в палату была нарисована Арсет. Высокая, от пола до потолка, Арсет стояла и улыбалась, закрыв глаза; из её ладоней, сложенных чашей, лилась голубая вода. Неле нравилось смотреть на Арсет. Почему-то Дева пресной воды напоминала Мирале. Наверно, такое лицо было у Мирале в те дни, когда она жила в доме своего прадеда, окружённая лаской — ясное, счастливое, исполненное света…
Лонси сказал когда-то, что Арсет придумали рескидди. Неле размышляла: если так, она должна тоже быть рескидди. Получается, она единственная в целом свете рескидди с тёмными волосами. Странно.
А Лонси пропал.
Неле немного думала об этом, скоро вовсе перестала. Она сделала всё, что могла, и не её вина, что потом она заболела и не могла уже ничего сделать. Лонси забрал деньги, ушёл и пропал. Должно быть, потерялся в Рескидде или угодил в какую-нибудь беду. Без толку было о нём тревожиться. Священницы привели полицейского надзирателя, тот расспросил Неле и сказал, что они обязательно найдут её мужа, и что нужно надеяться на лучшее. Он думал, что Неле — Цинелия Леннерау.
Неле тогда кивнула в ответ на его слова и закрыла глаза, притворившись, что плохо себя чувствует. Ей было немного стыдно оттого, что её совсем не волновала участь бедного мага, а искать его и подавно не хотелось.
Мори тоже поверил, что она Цинелия. И замужняя женщина.
И тут ничего нельзя было сделать, но Неле не могла не думать про это, днями и ночами мучилась от разных мыслей. Священницы решили, что она волнуется о муже, и взялись успокаивать её, говоря, что всё будет хорошо. Неле из-за этого даже злилась на них иногда, и оттого ей делалось ещё стыдней. Она не знала, как поступить, что сказать. Всё было так просто, и вдруг сделалось так ужасающе сложно — легче умереть, чем уразуметь. Раньше Неле было всё равно, что написано в её аллендорской удостоверяющей тетради. Бабушке Эфирет из Цестефа тоже было бы всё равно, кто ходит за курами, Цинелия или Юцинеле. А теперь Неле ночи не спала, размышляя.
Конечно, нельзя было рассказывать правду. Это могло окончиться очень плохо — и для добрых священниц, и для Мори. Подмену замыслили могущественные люди Аллендора. Даже в Рескидде хозяйничали тени Ройста. У них была причина не убивать Неле, а просто оставить её судьбе, но если страшные тайны узнают простые люди, то окажутся в опасности.
Неле не приходило в голову, что её тайна может быть важна и для непростых людей, что в обмен на сведения можно просить защиты, что владыки Ройста не всесильны, а у Рескидды есть свои интересы, армии и правители. Ей не было дела до царицы; она полагала, что и царице нет дела до неё. Неле тревожила только участь тех, кого она успела узнать — добрых людей.