Дети ночи
Шрифт:
Самых старых бояр с женами я приказал посадить на колья, установленные за городской стеной, в то время как ничего не подозревавшие глупцы находились на службе. Этот вид казни не являлся моим изобретением – иногда к нему прибегал мой отец, – но после того дня я стал известен под именем Влад Цепеш – Влад Про-калыватель. Не могу сказать, чтобы мне не нравился этот титул.
В то время как пожилые бояре и их жены еще извивались на кольях, я погнал толпу бояр покрепче к своему замку на реке Арджеш, милях в пятидесяти от города. Слабые не выдержали трехдневного перехода без пищи, но в них я и не нуждался. Оставшихся в живых – самых сильных – я заставил отстраивать Замок Дракулы.
Замок
Местоположение замка было превосходным: на высоком уступе над рекой Арджеш, прорезавшей глубокое ущелье из Валахии через горы Фэгэраш до юга Трансиль-вании. Через Арджеш к замку вела единственная дорога – узкая, опасная даже в лучшее время года, легко защищаемая. Никакой неприятель – ни турок, ни христианин – не сможет незамеченным проникнуть ко мне.
Но сначала его надо восстановить.
Вдоль реки были построены печи для обжига кирпичей, и оттуда они подавались вверх от мужчины к мужчине или от женщины к женщине по живой цепочке, состоявшей из бояр-рабов, вызывавших изумление у местных крестьян своим видом, поскольку на них все еще оставались лохмотья праздничных боярских нарядов.
Под моим руководством на этих древних сербских развалинах были отстроены пять башен, две из которых возвышались над вершиной горы, а три прочие находились пониже, с северной стороны. И без того толстые стены стали вдвое толще за счет кирпича и камня, чтобы выдержать самый мощный обстрел турецких пушек. Наружные стены имели не менее восьмидесяти футов в высоту, а поскольку они являлись продолжением утеса, то казалось, что замок окружен сплошной тысячефутовой стеной. Центральные внутренние дворы и донжоны уместились в пространстве между огромными башнями, согласуясь с неровностями вершины утеса, имевшей в самом широком месте не больше сотни футов. Огромный земляной вал протянулся от южной стороны скалы, и лишь деревянный мостик вел от того вала до привратной башни. Центральная часть моста всегда была поднята и сконструирована таким образом, что ее можно было не только опускать для прохода в замок, но и в случае необходимости сбрасываться в ущелье. Для этого достаточно было обрубить два толстых каната.
Посреди Замка Дракулы я заставил нескольких невольников-бояр углубить колодец, чтобы он опускался на тысячефутовую глубину до подземного притока Ардже-ша. Этот невидимый глазу поток прорезал в скале полости, и я велел устроить из того колодца подземные ходы до пещер, выходивших к Арджешу в тысяче футов ниже по течению. Даже в наши дни, как мне рассказывали, местные крестьяне называют пещеры вдоль реки pivnita, или «подвал». Воистину, все эти подземные ходы, подземные части башен, пещеры и пыточные камеры можно было назвать «подвалом» Замка Дракулы.
Не многие из бояр дожили до окончания продолжавшихся четыре месяца работ. Я приказал посадить их на колья рядами на утесах, выходивших в сторону деревни.
Летом 1457 года я перешел Карпаты по перевалу близ Брана. Хуньяди завяз в жестокой битве с турками под Белградом, но у меня оставались и другие долги. На равнине вблизи Тырговиште я атаковал отступавшее войско Владислава II, убийцы моего отца. Я разгромил его одной атакой. Когда он молил о пощаде, я вогнал ему снизу в подбородок меч, который пронзил его мозг и вышел из темени. Его череп я вывесил до конца лета на вершине самой высокой стены Тырговиште. Об этом слагали песни. Я испил Причастие
Имя моим врагам – легион. С самого начала я знал, что должен каждому внушить уважение и страх, если хочу выжить.
В ту зиму генуэзские посланцы при моем дворе сняли шляпы, но оставили на головах скуфейки. Когда я вежливо поинтересовался, почему они остаются в моем присутствии с покрытой головой, один из них ответил: «Таков наш обычай. Мы не обязаны снимать скуфейки ни при каких обстоятельствах и ни перед кем, будь это сам султан или император Священной Римской империи».
Я помню, как рассудительно покивал.
«По правде говоря, мне хотелось бы признать ваш обычай», – сказал я наконец.
Посланцы заулыбались и поклонились, так и не сняв скуфейки.
«И усугубить его», – добавил я.
Я кликнул стражников, выбрал самые длинные гвозди, какие только нашлись, и велел вбивать их по кругу, по краям скуфейки в череп каждому визжащему посланцу. По первому гвоздю я вбил сам, приговаривая, как молитву: «Смотрите, как Влад Дракула усугубляет ваш обычай».
Ко мне привели женщину, нарушившую мой указ, предписывавший всем девицам княжества сохранять девственность до получения позволения владетельного князя лишиться ее. Я выбрал железный штырь длиной пять футов и держал его над огнем, пока он не раскалился докрасна. В то время как за мной наблюдали присутствовавшие на ужине гости, в том числе и послы шести соседних государств, я ввел докрасна раскаленный штырь во влагалище той женщине, а затем протолкнул его дальше, через ее внутренности, пока он не вышел в разинутый в вопле рот.
Я укрепил остров Снагов к северу от деревни Бухарест, расширив и достроив находившийся там древний монастырь. В центральном зале я велел выложить пол из квадратных плит красного и черного цвета в шахматном порядке. Потехи ради я приказал группе придворных бегать по этому полу, в то время как оркестр играл быструю мелодию, а воины окружили зал по периметру, выставив копья внутрь, чтобы никто не сбежал. Каждый из придворных должен был выбрать себе одну плиту.
К концу мелодии я опустил тяжелый рычаг. Несколько плит откинулись вниз, открывая кричащим придворным путь в ловушку, на дне которой, на тридцатифутовой глубине, торчали заостренные колья. Почти пять столетий спустя, в 1932 году, один мой приятель-археолог прислал мне фотографии с раскопок на острове Снагов: еще видны были остатки кольев, еще лежали сложенные ровными рядами черепа.
На третью зиму после восстановления Замка Дра-кулы одна из моих наложниц заявила о своей беременности, надеясь получить преимущество перед своими товарками. Заподозрив, что она лжет, я предложил ей подвергнуться испытанию. Когда она отказалась, я велел привести ее в главный зал, где собрался весь двор. Она клялась в любви, уверяла, что сожалеет о своей ошибке, но я приказал телохранителям приступать. Они распороли ей чрево от лобка до грудины, отвернув в стороны мышцы и плоть, пока она извивалась, еще живая.
«Засвидетельствуйте все это! – кричал я, обращаясь к присутствующим, которые застыли вокруг с побелевшими лицами. Слова мои эхом отдавались от каменных стен. – Пусть весь мир видит, каков был Влад Дракула!»
Глава 19
Боль Кейт осознала раньше, чем что бы то ни было. Она не понимала, кто она, где она и почему мир состоит лишь из бесчисленных клинков боли, вонзающихся в тело.