Дети оружия
Шрифт:
В доме Киря позвал ее на беседу.
— Я думала, надоела тебе, пока мы на крыше торчали, — ухмыльнулась она.
И то верно, на крыше заняться было нечем, и Киря подолгу рассказывал о своей жизни либо расспрашивал Йолю. Она-то сперва отмалчивалась, но понемногу Киря все же выведал ее нехитрую короткую историю.
— Надоела, само собой разумеется, — согласился калека и против обыкновения не улыбнулся: был серьезен, как на собственных похоронах. — Но одну важную штуку я за ночь надумал, теперь тебе хочу сказать. Ты скоро ехать-то собралась?
— Да вот нынче
— Значит, я тебе сегодня сказать должен, — твердо заявил Киря.
— Да что сказать-то? — Йоля нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, стоя перед увечным — тот сидел на лавке и перебирал пальцами по костылям, которые соорудил для него зять. Волновался, видно.
— Нет, ты сядь. Сядь, остынь, успокойся. А то прямо как кипятком брызжешь. То, что я скажу, слушать надо спокойно. Очень это важное! Я всю ночь об этом думал.
— Ну вот, села. Говори уже, дядька Киря.
Дядька, вопреки обычной болтливости, теперь не спешил начать — ждал, чтобы девчонка успокоилась и к его словам отнеслась с серьезностью. Наконец начал:
— Помнишь слова, которые перед смертью тебе Мажуга сказал? Что оружие нас ведет и к смерти приводит?
— Он не так сказал…
— Суть все равно такая. Гляди, Йолька, ты сейчас здесь сыта и обустроена будешь. Хоть на всю жизнь с нами оставайся, я, покуда могу, всем помогать стану. Оставайся, а? Дом тебе сладим, хозяйство поможем поднять, Шарпан тебе работу даст. А?
— Да нет, я ж решила, теперь поздно пятиться. — Об этом уже было говорено, Йоля не по одному разу объяснила, для чего ей спешить нужно и что она здесь не останется. — Чего ты снова заводишь?
— А того, что не ты решила. Это оружие тебя ведет, «беретта» твоя. Зовет, тянет, а в конце приведет тебя к плохому концу… Эх, Йолька, ты же молодая совсем! Зачем торопишься на зов оружия?
Тут Йоля и в самом деле призадумалась. Вон как дядька Киря все вывернул… А тот заметил ее колебания и стал напирать:
— Ты подумай, Йолька, подумай! Смотри, как судьба выворачивается! Ты вроде как доброе дело затеяла — подарок дорогого человека вернуть, чтобы память была, а на самом деле выйдет что? Смерть выйдет! Или Леван тебе «беретту» просто так вернет? Не таковский он парень, я ж его хорошо знаю! Да Левана еще поймать нужно. Кто знает, куда его нелегкая занесет, некроз ему в задницу! И дорога его будет плохая, поверь мне, старому. По той дороге много крови прольется.
Йоля только плечами пожала. Киря уставился ей в глаза. Потом заявил:
— А ты изменилась, Йолька. Или, может, всегда такой была, только я не замечал? Видимость-то у тебя девчачья, а внутри…
Тут объявилась Кирина дочка, села рядом с отцом, стала гладить раздутый живот и тоже принялась уговаривать. И так Йоле грустно сделалось: вот живут люди, любят друг друга, как… как они с Игнашом… и никто ни на кого не злобится, и бежать-торопиться никуда не нужно, и все, что в жизни есть главного, все здесь, в доме, в семье, все на месте… и у них с Мажугой так могло бы выйти, чтобы дом, любовь, глаза у всех в доме добрые…
Она шмыгнула носом и сказала:
— Хорошие вы люди. Не годится мне такая компания.
Резко вскочила с лавки и ушла во двор. Не хотелось, чтобы ее слезы кто-нибудь видел. Ей полагается быть сильной. Если ты идешь на зов оружия, нужно быть очень сильной.
Больше Йолю не беспокоили, с уговорами не лезли, но когда позвали обедать и усадили за стол, глядели на нее так выразительно, что кусок в горло не лез. И обед приготовили, будто к празднику — чтобы поняла, от чего отказывается, покидая гостеприимный дом. Йоля уже подумывала, куда бы ей сходить, по каким бы делам отлучиться, но появился Митяй. Самолично пригнал мотоциклетку, еще вручил дробовик и два десятка зарядов к нему.
— Вещь надежная, и спуск легкий, тебе по руке будет, — буркнул верзила. — А лучше оставайся, Шарпан тебе службу даст, а я пригляжу, чтобы тебя не обижали поначалу. — Помолчал и добавил: — И чтобы ты никого не обидела, тоже пригляжу.
— Не, дядька Митяй, и не уговаривай, — сразу же отрезала Йоля. — Я лучше поеду, потому что вы тут такие добренькие все со мной, даже слишком. Еще заболеете от этой доброты, а я потом за вас переживать буду.
Митяй собрался было сказать что-то сердитое, но поглядел на хмурую Йолю, махнул ручищей, бросил: «Вот же ядовитая мутантина!» — и ушел.
Йоля вкатила мотоциклетку во двор и села перебирать движок. Система знакомая, в Харькове похожие мастерили. Чем больше ковырялась в железках, тем меньше хотелось уезжать, да еще на такой рухляди. Мотоциклетка была старая, потрепанная, подвеска разболталась, и раму крепко тронула ржавчина. Таков уж дядька Шарпан — если дарить, то так, чтоб после самому жалеть меньше. А может, рассудил: все равно пропадет девчонка. Или это Митяй сам ей такую подобрал, да еще втайне от хозяина, потому что Шарпан не давал вовсе никакой? С него станется…
Под вечер пришел зять Кири, он работал механиком у Шарпана в мастерской. Здесь в поселке все этому богатому торговцу принадлежало: и мастерские, и лавки, и склады, и стоянка охраняемая. Только заправка была под властью московских — наверное, самая южная точка в их сети заправок, дальше топливные короли пока что не забрались.
Зять у Кири был, не в пример тестю, молчун. Посмотрел, как Йоля возится в промасленном тряпье и железках, сел рядом и стал трудиться. Работал он ловко — видно, умелец. Потом сгреб несколько железяк, прихватил карбюратор, завернул в тряпку и все так же молча, ни слова не сказав, ушел в сарай. Пока Йоля хлопала глазами на такое дело, парень погремел металлом в сараюшке, вернулся обратно и положил звякнувший сверток среди прочего металлического хлама.