Дети песков
Шрифт:
— Hau-zwey Nard!..
И, даже не зная изегона, Аш понимал, что ее слова были озвученным приказом матери. И он не хуже остальных чувствовал, как тяжело было дочери правительницы говорить такое. Но голос Мерионы впустую разносился по молчавшей толпе. Никто не поддержал ее крик. Молодая женщина повторяла приказ срывающимся голосом раз за разом, а хетай-ра вокруг лишь смотрели на нее своими бестолково распахнутыми глазами, и слезы капали на их бледные щеки.
Тогда Мериона повернулась к замершим у прохода стражам и повелительно указала на них пальцем. Воины не могли ей не подчиниться, иначе их бы ждала мгновенная смерть.
Один
Однако далеко не все пустынники поддержали клич Мерионы. Были и те, кто яростно бросился к старшей дочери матриарха, выкрикивая угрозы, но слуги и ближайшие воины мгновенно встали грудью на ее защиту, укрыв молодую женщину своими телами от чужих взоров и ненависти. Хетай-ра вопили, не сдерживая себя, некоторые порывались выбежать из тоннелей в последнюю минуту, но неравнодушные горожане их сдерживали, насильно затягивая обратно в убежище.
Аш со смешанным чувством ужаса и неверия смотрел на проход, от которого осталась лишь узкая полоса света, пока Манс не сжал до боли его плечо, делясь собственным страхом. А через пару секунд профессор услышал потрясенные крики у самого входа. К вратам, ведущим в Дикие тоннели, по главному коридору полиса спешила целая толпа краснокожих ифритов, намеренных в последнюю минуту успеть добраться до спасшихся жителей Третьего Бархана.
Хетай-ра вокруг заволновались, и Манс скорее дернул Ашарха за руку, пытаясь дальше отвести его от входа, куда могли успеть добежать имперцы. И в этот самый момент стражи окончили свое заклинание, друг за другом протискиваясь обратно под защиту спасительного тоннеля. Песчаник под ногами и стены вокруг ощутимо дрожали, словно где-то глубоко внизу под слоем песка пробуждался ото сна чудовищных размеров змей, который должен был вот-вот поглотить весь Бархан, навсегда стерев его с лица земли. Больше для города не было никакой надежды.
Аш торопливо продвигался следом за Мансом вглубь толпы, пока за его спиной возгласы хетай-ра не сменились глубоким всеобъемлющим молчанием. Он обернулся ровно в то самое мгновение, чтобы увидеть, как коридоры Бархана осыпаются единой разрушительной волной песка, а сгрудившиеся у врат стражи из последних сил успевают изнутри окончательно запечатать проход, чтобы поток не добрался до тоннелей с жителями. От гулкого грохота на миг заложило уши.
И, когда могучие толстые створки сомкнулись, становясь монолитной преградой между хетай-ра и погребенным городом, то воцарилась абсолютная темнота. Несколько секунд в толпе стояла тишина, пеленой окутавшая всех и каждого в этих тоннелях, которая через мгновение взорвалась душераздирающим воплем.
Сотни голосов слились в едином плаче скорби, отчаяния и беспомощности.
Глава восьмая. Единственный путь к спасению
За каждым матриархом стоят верные ей подданные и советники, которые и делают
У Аша внутри словно образовалась воронка пустоты. Сотни хетай-ра только что прямо на его глазах оказались под завалами песка, погребенные заживо. Воины и защитники города, не сумевшие спастись, раненые, оставшиеся лежать в длинных коридорах полиса, и те, кто просто не успел добраться до эвакуационных тоннелей. Погибли почтовые птицы и скот, теперь были разрушены священные мольбища, величественный дворец и тесные, жавшиеся друг к другу домики Муравейника. Не было больше изящного произведения искусства пустынных мастеров — стеклянного купола, а вместе с ним не было и шумной рыночной площади с ее лавками и ресторанными домами. Теперь навечно были засыпаны вековые фрески на стенах пещер, редчайшие книги и карты в библиотеках. Под завалами осталась матриарх вместе с верным мужем. Они стояли на защите своего города до самого конца, выбрав ужасную смерть, лишь бы забрать на тот свет мерзавцев, осмелившихся напасть на Третий из пяти великих Барханов.
Песок поглотил все.
А то, что осталось, — это сотни обездоленных пустынников, потерявших родственников, друзей и смысл жизни, которые сидели на каменном полу в кромешной темноте и горько плакали.
Первые часы после трагедии не происходило совсем ничего: жители разрушенного города даже не двигались со своих мест, они лишь скорбели, иногда сглатывая соленые слезы и едва слышно подвывая от боли, которая терзала сердца всех выживших. Редко где-то слышались подавленные голоса или обрывки молитв, но беседы быстро затихали, хотя в мертвой тишине горе от потери ощущалось гораздо сильнее.
Манс сразу после того, как все закончилось, сел у ближайшей стены, закрыв лицо руками, и так больше и не шевелился, словно погруженный в какое-то пугающее оцепенение. Аш был рядом с ним все время, но юноша молчал, не в силах разделить свое отчаяние ни с кем, кроме себя. Общая тоска пустынников довлела и над профессором. Трудно было оставаться бесстрастным, когда со всех сторон раздавались только глухие рыдания.
Он все время, пока сидел в темноте, думал над тем, что Лантея, если она была еще жива, не могла не услышать звуки сигнальных рогов, взрывов и обрушившегося города, и должна была сразу же повернуть обратно. Но смогла ли она выжить в этих опасных тоннелях? Не забрела ли слишком далеко? И как же велико будет ее горе, когда она увидит, что случилось с ее родным домом!..
Через какое-то время горожане, выплакавшие все слезы, тихо начали перешептываться между собой, утешая соседей и делясь теплом своих сердец. Негромкий гул голосов постепенно наполнил коридоры и вынудил Манса поднять голову.
— Что теперь будет дальше? — сипло спросил Ашарх, как только почувствовал, что его приятель зашевелился рядом.
— Не знаю, — едва слышно прошелестел юноша в ответ.
— Нужно что-то делать. Если мы все останемся просто сидеть здесь, то через неделю присоединимся к погибшим… Я уверен, что они не желали нам такой участи, когда жертвовали своими жизнями, чтобы задержать ифритов и дать нам время спастись.