Дети Понедельника
Шрифт:
Профессор очень долго не мог понять, что с ним происходит. Это раздражало его безмерно. Кроме того, он все чаще замечал, что и Марион выглядит невеселой. Осознание того, что он просто-напросто скучает, показалось ему настолько диким, что он даже рассмеялся. Ведь такого просто не могло быть! Ну, какой дурак станет скучать по бардаку, тесноте и бесконечным скандалам?
А он скучал. Понимая нелепость своих чувств, ощущал, что его начали бесить дисциплинированные и серьезные английские студенты. И даже втихаря радовался, когда юные воспитанники учиняли-таки безобразия. Это было неправильно и расстраивало Хьюго еще больше.
Он шел к своим
Профессор Шеллерман вошел в кабинет и, остановившись у доски, обвел своих подопечных тяжелым взглядом. Все сидели тихо… все? Целитель заметил пустое место за столом и уже, было, возрадовался: надо же, хоть один прогульщик! Можно попрактиковаться в подзабытом заклинании "Сивка-Бурка". Но не тут-то было - заметив откровенно хищный взгляд сурового преподавателя, направленный на пустой стул, поднял руку староста.
– Ну?
– рыкнул Шеллерман, переведя на него взгляд.
– Сэр, - юнец поднялся и деловито сообщил, - сэр, Мэйсон порезался, когда брился. Он в лазарете, сэр.
– Сядьте!
– резко бросил в ответ разочарованный профессор и развернулся к доске.
– Тема сегодняшней лекции - Аспириновое бренди. Имеет снотворное, успокаивающее действие, снижает жар, избавляет от кошмаров, но имеет побочный эффект - эротические галлюцинации. Записывайте показания к применению…
Когда же студенты принялись за традиционную проверочную работу на пятнадцать минут, Шеллерман окинул аудиторию орлиным взором - никто не занимался посторонними делами и даже не болтал. "Какая скука", - Хьюго опустился на стул, подперев рукой подбородок. Ему было все равно, что могут подумать старшекурсники о своем так некстати призадумавшемся наставнике.
Внезапно тишина подземелий взорвалась донельзя противным звуком, в котором с большим трудом можно было узнать мелодию из фильма "Бухер". Все присутствующие подскочили на месте. Шеллерман исключением не стал, несмотря на тот факт, что отвратная мелодия разрывала его собственный карман. Это был ни много ни мало мобильный телефон довольно древней конструкции, подарок на прощание от благодарных коллег-россиян. Двойник этого писклявого чудовища, не знакомого с изысками полифонии, был преподнесен профессору МакДугл. Полуэкт Полуэктович утверждал, что поставил на телефоны вечные волшебно-молибденовые батарейки, которые позволят не заряжать агрегаты и использовать их даже в метро. Шеллерман поблагодарил, сунул телефон в карман и забыл о нем. Теперь трубка злорадно мстила своему хозяину за склероз, едва не доводя его до кондрашки. Хьюго торопливо выдернул из кармана телефон, чуть не уронив его на пол, чудом нажал нужную кнопку и рявкнул в трубку:
– Да!
– …, про…р!
– качество связи оставляло желать лучшего. Профессор поднялся и направился к выходу из аудитории. Плотно притворив за собой дверь, поплотнее прижал к уху неуклюжую трубку, пытаясь разобрать, что именно до него пытается донести собеседник или собеседница - голос тоже невозможно было опознать.
– Что случилось?
– Хьюго не стал утруждать себя соблюдением правил этикета и сразу
– …ас…т на…й бардак!
– И все? К Вашему сведению, это не новость!
– Н…т, у… пожар…!
– Пожар?! Говорите четче, дьявол Вас разбери, ничего не слышно!
– Я г…ю, у н…с т… Паник…а…, а мы не у…ся! Затоп…али!… В об…м, полный здец!
В целом из всего разговора, где по общепринятой логике должно было быть описание сути рассматриваемого вопроса, из-за сильнейших помех Хьюго удалось разобрать всего несколько слов: "Бардак", "Пожар", "Паника", "Затоптали" и "Полный здец!" в указанной последовательности. По прошлому опыту профессор отлично помнил, что может означать последняя идиома, поэтому не стал тратить время на уточнение деталей.
– Еду!
– бросил в трубку Шеллерман без особой уверенности, что его услышат, и нажал на кнопку сброса, после чего прочувствованно выругался по-русски, не упустив ни одного нюанса, словно предвидя всевозможные проблемы и трудности. И вдруг обнаружил, что несмотря на тревожность ситуации, улыбается до ушей. Целитель согнал с лица неуместную улыбку, заглянул в аудиторию, строго настрого наказав студентам продолжать без него, и поспешно отправился на поиски Марион.
– У вас случилось ЧТО?!
– гневное восклицание Шеллермана разорвало давящую тишину.
"Академики" нервно запереглядывались, пока Майя, самая смелая из присутствующих, на одном дыхании не выпалила:
– Намнадовписатьсявнормативпопожарнымучениямивсеуспетьпоосновнойработе!
Хьюго поморщился; несмотря на факт (в чем он признался себе некоторое время назад), что взбалмошная коллега ему явно импонирует, ее чрезмерная болтливость порой просто выводила из равновесия.
– Повторите, пожалуйста, членораздельно, - резко потребовал он, надеясь, что ослышался в первый раз - думать, что ему пришлось лететь на скоростном ковре-самолете сомнительного российского производства лишь для того, чтобы организовать что-то настолько банальное, не хотелось.
– Может, мы лучше покажем?
– неуверенно предложила Лина.
– Тем более, что через пять минут все равно очередная тренировка будет - вот Вы сами и увидите.
И тут Шеллерман, почему-то, занервничал. Слишком уж серьезными были лица собравшихся. Сосредоточенные, решительно настроенные на хорошие показатели сотрудники твердым шагов промаршировали на свои рабочие места, обеспечив тем самым видимость активной деятельности; время от времени кто-то поглядывал на часы, другие постукивали яркими коготочками по столешницам, третьи же сидели с таким видом, будто были готовы принять старт, дабы на финише обязательно оказаться первыми. "Им бы такое рвение в работе, - с тоской подумал Мастер-Целитель, устраиваясь за свободным столом в предвкушении очередного шоу, - цены бы им не было". Однако долго скорбеть ему не пришлось.
Как только большая стрелка висевших на стене видавших виды часов оказалась на одиннадцати, а маленькая - на двенадцати, с места сорвалась нервничающая больше всех Масяня - так прозвали помощника старшего помощника главного бухгалтера - девочки маленькой с косолапыми ножками и реденькими волосиками. Звали ее Лада, но ладили с ней не все по причине крайне вздорного характера. В силу последнего, а может, чтобы оправдать свое прозвище, Масяня каждый раз оказывалась последней выбегавшей на улицу во время тяжелых пожарных учений.