Дети пространства
Шрифт:
Некоторое время Карл любовался этим грандиозным сооружением, а потом Лада выставила его из рубки, сказав, что ей надо корректировать траекторию.
Ещё через пару вахт «Марианна» состыковалась со станцией. Произошло это в дежурство капитана, но почему-то за пультом управления двигателями ориентации опять оказалась Лада. Карл даже подумал, что старшие товарищи безбожно эксплуатируют девушку, но, подумав ещё раз, понял, что от этой «эксплуатации» её пришлось бы оттаскивать за уши, причём она отбивалась бы руками и ногами. Мастер старательно
Почему-то после стыковки «пилотского часа» не полагалось. Да и вообще жилая палуба осталась развёрнутой, так что ни в каких бордингаузах экипаж не нуждался. Поэтому в увольнение на станцию Карл с Ладой пошли только через сто килосекунд после стыковки.
Для того, чтобы попасть во вращающуюся часть станции, нужно было преодолеть почти два километра по безгравитационной трубе — отнюдь не сто пятьдесят метров коридора на «Cюркуфе». К счастью, конструкторы станции предусмотрели такую потребность и устроили в главном коридоре что-то вроде горнолыжного канатно-кресельного подъёмника. Уцепившись за эластичную петлю, привязанную к бесконечному тросу, можно было минут за десять добраться от причалов до камеры перехода.
Сама камера отличалась от аналогичной на «Cюркуфе» разве что размерами. Грузовые люки тут были рассчитаны на сорокафутовый контейнер. Однако, выбравшись через маленький пассажирский люк, человек попадал не в узкую трубу, ведущую в область с искусственной гравитацией, а в огромное пустое пространство. На противоположном торце сияло прозрачное окно, куда зеркало подавало свет Сириуса B, а вокруг со всех сторон на километровом расстоянии была земля — какие-то речки и озера, дорожки, домики, прямоугольники возделанной земли, даже, кажется, сады или парки.
Мизерное здесь, у самого центра, ускорение потихоньку сносило наших героев ко дну галереи из прозрачного пластика, окружавшей камеру перехода. Здесь была конечная станция лифта. Ещё минут десять спуска на лифте с постепенно нарастающим весом, и вот Карл наконец ступил на землю этого искусственного небесного тела. Здесь сила тяжести была практически земной.
Карл слегка удивился тому, насколько легко перенёс возврат к земной тяжести после нескольких недель лунной на «Марианне». Видимо, комплексы тренировок у спейсиан за столетие были предельно чётко выверены.
— Так, — сказала Лада, — я, конечно, никогда здесь не была, но рассказов слышала немало. Мы спустились на третьем лифте, значит, по этой дорожке должны прийти в «Белую кувшинку». Это студенческое кафе, то, что нам надо. Не идти же в «Розового слона», где тусуются профессора, — она ухмыльнулась. — Если верить слухам, там каждый день объявляют табу на какую-нибудь астрономическую тему — то на астрофизику белых карликов,
Извилистая тропинка привела их на берег заросшего пруда. Над водой нависала терраса — как сначала показалось Карлу, дощатая, но, присмотревшись, он понял, что это искусно стилизованный пластик. Строительный лес на станцию пришлось бы везти с какой-нибудь обитаемой планеты, а пластик можно было произвести и из местных материалов.
Едва они зашли в кафе, как от одного из столиков немедленно замахал рукой рыжий бородатый парень в футболке с каким-то легкомысленным рисунком:
— О, Лада! Что ты здесь делаешь?
— Что-что, — слегка ворчливо отозвалась Лада. — Вожу вам всякое барахло. Я ж после космоходки пошла работать по специальности, а не в высокую науку, как некоторые. Карл, знакомься, это Бьорн Витшерна. Учился у нас в космоходке на пару курсов старше меня, а потом решил, что с такой фамилией ему только Сириус B изучать, и подался в фундаментальную астрофизику. Бьорн, а это наш третий механик Карл Кроппке. Между прочим, самый натуральный землянин.
Бьорн протянул руку для рукопожатия.
— Что интересного вы нам привезли? — спросил он, обращаясь преимущественно к Ладе, когда космонавты расположились за столиком.
— Ну… контейнеров пять всякой мелочи с Толимана, потом на Земле догрузили контейнер настоящих земных вин и всяких непортящихся продуктов вроде орехов и кофе. Но это понятно, такой груз где угодно с руками оторвут. И ещё целых четыре контейнера каких-то «венских кузнечиков».
— Четыре контейнера «венских кузнечиков»? Вау! Теперь я точно защищу бакалаврскую раньше Бьорна! — аж подпрыгнула на месте четвёртая за их столиком, девушка, представленная Бьорном как Мелинда.
— А что такое «венский кузнечик»? — удивилась Лада.
— «Венский кузнечик» — это круто! — Мелинда продолжала фонтанировать энтузиазмом. — Самая крутая в Галактике машина для работы с оортовскими объектами после шияарского астероидного харвестера.
— Ну, насколько я помню из своей службы юнгой в ВКФ, от шияарских харвестеров человеческим планетологам толку не было и нет. Может, они и круты, но делиться собранными знаниями с людьми совершенно не расположены. Карл, ты что-нибудь знаешь про этих кузнечиков?
— Если я правильно понял, речь идёт о планетологическом роботе TUW-315.
— Ага, они самые, — подтвердила Мелинда.
— Между прочим, тема моей дипломной работы, — похвастался Карл. — Задачи для ВКФ Шварцвассер тогда мне ещё не очень доверял, а вот разработку для Вагабова позволил сделать полностью самостоятельно.
— Что?! — изумилась Мелинда. — Так ты и есть тот самый Карл Кроппке из Венского Технологического? Третьим механиком на обычном трампе?
— А кто мне хотя бы второго даст? Я ж судостроитель, а не эксплуатационник. А мне давно безумно хотелось самому попробовать, как летают те корабли, которые я проектирую.