Дети с Горластой улицы
Шрифт:
— Я мою на кухне пол, — ответила Лотта. — Это очень интересно.
Но когда мы с Юнасом решили помочь ей собрать воду, она бросила щётку и стала наблюдать за нами.
Бабушкина работница Майкен, настоящая Майкен, любит петь и танцевать, она вскидывает ноги и поёт: «Тра-ля-ля-ля, я люблю тебя!» Лотта всё делала, как Майкен, она тоже вскидывала ноги и пела:
— Тра-ля-ля-ля, я оболью тебя!
При этом, схватив мутовку, что висела в домике на стене, она обмакнула её в ведро и обрызгала нас с Юнасом с головы до ног. Мы ужасно рассердились на неё, сказав, что она дурочка и пусть теперь сама вытирает пол на кухне. Но
— Я оболью тебя!
От мыла пол стал скользкий, и Лотта, поскользнувшись, упала и стукнулась головой о шкаф.
Бедная Лотта! Она расплакалась и сказала, что больше не хочет быть Майкен, это совсем неинтересно. И побежала искать кошку, чтобы поиграть с ней, а мы с Юнасом приготовили шпинат из листьев сирени и съели его с сыром, понарошку конечно.
Вдруг раздался Лоттин крик. Выглянув из домика, мы увидели, что Лотта дёрнула кошку за хвост, а кошка рассердилась и поцарапала Лотту. Она прибежала к нам вся в слезах.
— Я только потрогала её за хвост, а она меня оцарапала! — пожаловалась нам Лотта.
Мамы с бабушкой не было дома, и мы пошли искать Майкен, чтобы попросить у неё пластырь для Лотты. На кухне Майкен не оказалось, но вот незадача: Лотта забыла закрутить кран, когда приходила за водой. И я не ошибусь, если скажу, что на полу в кухне воды было в десять раз больше, чем в домике для игр, когда Лотта мыла там пол. Юнас дошлёпал до крана и закрыл его. В это время вернулась Майкен.
— Юнас, что ты делаешь? — всплеснула она руками.
— Он плавает! — сказала Лотта и захохотала своим самым вредным смехом. Правда, когда Майкен спросила, кто оставил кран открытым, Лотта отпираться не стала и призналась, что кран не закрыла она.
— Но почему? — удивилась Майкен.
— Потому что у меня сегодня дачный день, — ответила Лотта.
Дачными днями Лотта называет неудачные дни, когда у неё не всё ладится. Мне кажется, что у Лотты каждый день — дачный.
Но Майкен вытерла пол, залепила Лоттины царапины пластырем, напоила нас какао с булочками и даже станцевала для нас, вскидывая ноги и напевая: «Тра-ля-ля-ля, я люблю тебя!»
Лотта съела пять булочек, Юнас — четыре, а я — три.
— Сегодня удивительно приятный дачный день, — сказала Лотта. Она крепко обняла Майкен и спела: — Тра-ля-ля-ля, чмокну я тебя!
И она чмокнула Майкен в щёку, а Майкен сказала, что Лотта — самый лучший ребёнок в мире.
Лотта — негритянская рабыня
У нас с Юнасом и Лоттой есть кузен и кузина, это дети тёти Кайсы. В то время когда мы гостили у дедушки с бабушкой, туда приехала и тётя Кайса со своими детьми — Анной-Кларой и Тотте. Анне-Кларе столько же лет, сколько Юнасу, а Тотте такой же кроха, как
— Зачем ты его бьёшь, он такой добрый мальчик, — сказала мама.
На что Лотта ответила:
— А он такой хорошенький, когда плачет!
Тогда мама наказала Лотту, запретив ей выходить из домика для игр, пока она снова не станет доброй девочкой. И тогда Анна-Клара предложила всем сыграть в новую игру: будто Лотта сидит в тюрьме, и мы должны её спасти.
— Сперва нам нужно передать ей тайком немного еды, — сказала Анна-Клара, — потому что в тюрьмах узникам дают только хлеб и воду.
Мы побежали на кухню и попросили у Майкен несколько холодных тефтелей. Анна-Клара положила их в корзинку, которую мы всегда берём с собой, когда идём в лес по ягоды. Потом Юнас и Анна-Клара забрались на крышу детского домика и крикнули Лотте, что они спустят ей еду по трубе. Но Лотта высунулась в окно и спросила, почему они не могут просто дать ей еду через окно или через дверь?
— А разве дверь не заперта? — спросила Анна-Клара.
— Нет, это же тюрьма только понарошку, — сказала Лотта. — Давайте сюда ваши тефтельки, я ужасно проголодалась!
Но Анна-Клара рассердилась и сказала, что узникам еду спускают только по трубе.
— Так и знай! — сказала она Лотте.
— Ладно, спускай по трубе, — согласилась Лотта.
У Анны-Клары в корзинке оказалась длинная бечёвка, и она спустила корзинку по трубе. Юнас помогал ей, а мы с Тотте стояли внизу и смотрели на них.
— Тефтельки уже у меня! — закричала Лотта в домике. — И сажа тоже!
Мы с Тотте заглянули в домик через окно и увидели, как Лотта ест тефтельки. Они были все в саже, и потому лицо и руки у Лотты стали совершенно чёрными, как у негра. Анна-Клара обрадовалась и сказала, что теперь Лотта будет пленной негритянской рабыней, которую нам надо освободить. Тогда Лотта ещё больше испачкалась сажей, чтобы ещё больше походить на негритянку, и стала такая чёрная, что Тотте от страха снова заплакал.
— Чего ты испугался? — спросила у него Анна-Клара.
— У неё такое страшное лицо, — признался Тотте и заплакал пуще прежнего.
Лотта была очень довольна и скорчила ему рожу.
— Да-да, некоторые негритянские рабы очень опасны! — сказала она ему. А потом попросила нас: — Скорее спасите меня отсюда, мне хочется ходить и пугать людей. Так приятно, когда тебя все боятся.
Анна-Клара и Юнас решили, что должны спасти Лотту через окно, которое находится в задней стене домика. Мы принесли доску от качелей, которую Анна-Клара назвала откидным мостом через ров, будто бы окружавшим тюрьму. Приставив её к окну, мы забрались по ней внутрь, чтобы спасти наконец несчастную чёрную рабыню. Тотте с нами не полез, он стоял внизу и плакал.