Дети Шини
Шрифт:
Живешь, лишь оглядываясь на вчера и ожидая завтра. Вроде бы ты есть, и в тоже время, тебя, словно нет.
Но бабушка Амелина всё-таки позвонила и сказала, что я могу приезжать в больницу.
И я поехала в тот же день, сразу после её звонка, хотя и было уже довольно поздно.
Амелин вышел ко мне в коридор в больничном халате, опираясь на локтевую палку, сильно обросший, похудевший и весь какой-то потухший, даже не узнать.
Но
– Костя, как ты?
– я села рядом.
– Костя?
– он сосредоточенно поморщился.
– Ты о чем?
– Амелин, - сказала я, приняв его слова за привычный розыгрыш.
– Костя - это ты, забыл что ли?
– Забыл. Я вообще много чего забыл.
– Как это? Меня хоть помнишь?
Он повернулся и стал изучающе разглядывать моё лицо, а когда закончил, нахмурился и отвернулся.
– Ну, так, чуть-чуть. Где-то на задворках сознания, вроде помню, но очень плохо. Знаешь, мне столько таблеток дают, что не удивительно. И уколы ещё. Ты же моя учительница по математике, да? Или по русскому? Вот, видишь, нифига не помню.
– Какая учительница?
– вспыхнула я.
– Я же Тоня. Дети Шини и всё такое.
– Дети Шини? Это терапевтическая группа?
И мне вдруг стало очень горько и обидно, я так долго ждала этой встречи и рассчитывала совсем на другой прием. Зачем вообще пришла?
Амелин молчал, уставившись в одну точку перед собой, а я смотрела на него и надеялась на внезапное чудесное пробуждение. Потом достала из сумки батарейки для плеера и сунула ему в карман халата, но он даже не взглянул.
В конце концов, не выдержала, взяла его за руку, нащупала пальцами шрам и разжала ладонь.
– Шрам на память обо мне. Помнишь?
Он поднес ладонь к глазам, долго смотрел, затем неуверенно прошептал:
– Кровь?
– Да.
– Много крови, - в глазах потрясение.
– И я её пил?
– Да!
– обрадовалась я.
– И ты пила?
– Я - нет.
– Вспомнил! Ты ела чайку.
– Что? Какую ещё чайку?
– Видишь, ты тоже не помнишь.
Он опять отвернулся и тупо уставился в стену.
– Как ты мог про эту дурацкую чайку не забыть, а меня забыть? Костя!
И тогда он резко схватил меня за палец, но не больно, а просто крепко и, наконец, улыбнулся:
– Глупенькая, ты, правда, поверила? Я же говорил, что тебя я никогда не забуду.
У нас было двадцать минут, и мы болтали взахлеб.
Мои сообщения он пока не читал, так как в этой больнице в Интернет выйти ни у кого не получалось. Но после моей записки, он клятвенно пообещал, что не будет убегать, буянить или кончать с собой, и уколы делать перестали.
Хотя он, действительно, был гораздо спокойнее и тише, чем обычно, я всё равно попросила его вести себя послушно, не разыгрывать врачей, не шутить с ними и не придуриваться, никого не шантажировать и не пугать соседей по палате, чтобы поскорее домой отпустили.
Однако внезапно время посещений закончилось, а сёстры начали ходить по палатам и гонять посетителей.
И тут я отчетливо поняла, что решительно не хочу уходить, хоть приковывай себя к банкетке, хоть ломай себе что-нибудь, чтобы меня тоже туда положили и тоже давали успокоительное.
– Это нечестно. Я только пришла. Мы что им мешаем? Просто сидим. Тихо сидим. А может, на улицу пойдем? Там же гуляют люди.
– Тоня, снаружи всё ещё зима. Я, конечно, привык ко всему, но в халате меня точно не выпустят.
– Давай, я тебе какую-нибудь одежду сейчас раздобуду. Договорюсь с кем-нибудь.
– Ты всё-таки решилась меня украсть?
– Ну, почему так всё несправедливо? Почему всё хорошее должно так быстро заканчиваться? Какая-то подлая временная ловушка.
– Это специально, чтобы люди ценили то, что с ними происходит. Помнишь, я говорил тебе про боль? Тут примерно так же. Если всегда будет хорошо, то этого никто и не заметит. Все привыкнут и уже ничего не почувствуют. Наверное, такие самые лучшие моменты, которые ты не успеваешь ухватить, и называются счастьем.
И тут вдруг из крыла женского отделения послышались громкие возмущенные возгласы: " Не трогайте! Оставьте в покое. Это речь моего сына. Вчера судили политических, он был среди них".
Мы удивленно переглянулись.
– Бабка из электрички. Сумасшедшая. Которую ты тогда испугался.
– Глупенькая, это же она меня испугалась, - он шутливо постучал костяшками пальцев мне по лбу, я отмахнулась.
– Ну, конечно, и под лавку чуть не свалился именно поэтому.