Дети Смерти
Шрифт:
— Ты… хочешь пить? — женщина потянулась дрожащей рукой к стоявшему на полке кувшину. И тут же почувствовала, как напряглись его мышцы, заходила ходуном укрытая грубой шерстью грудь. Она бросила взгляд ниже и на мгновение лишилась дара речи. А потом выдохнула:
— Э, да ты чего?!
И… покраснела до корней волос.
Магрут громко засопел. По скуластому лицу… морде?.. — пробежала едва уловимая тень сомнения. Ночной гость судорожно сглотнул.
Женщина взглянула на выломанную дверь, откуда в хижину вползал промозглый, сырой туман. Если бы не шумное сопение магрута, она наверняка услышала бы шум Срединного моря. «Сегодня оно разгулялось не на шутку, — подумала женщина, — закричу —
Смешно (если бы не было так страшно) шлепнув губами, пришелец протянул руку и схватил со стола приготовленный для хиссуна кусок иллансана. Женщина с жалостью взглянула на распростертое на полу маленькое пушистое тельце убитого ночным гостем зверька: «Все. Дотявкался, милый».
Снова накатил страх. Вернее, он сидел в ней все это время. Как заноза. Как нарывающий гнойник. И вот теперь, когда вид растерзанного хиссуна слился в ее сознании с грубым, почти животным, чавканьем пришельца, гнойник прорвался. Женщина захрипела, пытаясь сдержать гибельный для нее крик. Платье мгновенно взмокло от пота. Оно липло к рукам, бедрам, холодило живот.
Стало холодно.
Очень.
Поймав внимательный, почти человеческий, взгляд магрута, женщина попыталась улыбнуться (губы не слушались ее) и показала знаками: «Пить. Я хочу пить».
«Впрочем, что это я? Он уже сожрал мясо. Оно ему на один зуб. Что ему дать? Что?»
— Там, — женщина показала в угол комнаты, где висел мешок с сухарями. — Там. Иди. Ешь.
Она не надеялась, что пришелец поймет ее. Сказала это так. Просто. Чтобы сказать. Однако магрут неспешно направился туда, куда указывала ее рука. Увидев его грубо выбритый затылок («зачем это?»), женщина быстро схватила с полки кухонный нож и положила перед собой на стол.
Пускай видит.
Потом подумав, уже не торопясь, сняла с полки глиняный кувшин. Не с водой. С харутой. Заставила себя глотнуть огненного пойла. Харута впилась в горло тысячами коготков. На мгновение она потеряла способность дышать. «Не слишком ли большой глоток?» — подумалось ей, но уже несколько сект спустя, когда живительное тепло и истома разлились по всему телу, медленно облизала горчащие губы: еще. И глотнула. На этот раз осторожно. Чуть-чуть.
Ставя кувшин на место, женщина искоса взглянула на магрута. Тот жрал, жадно запихивая в рот целые пригоршни сухарей и глотая их почти не жуя. Ему не было до нее никакого дела.
Она усмехнулась: «Тоже мне мужик!» Испугавшись этой мысли, потянулась к ножу — пусть только попробует.
Пусть.
Комната качнулась. Вправо. Влево. «Землетрясение?» «Дурочка, это же харута». И — оперлась рукой на стол, смахнула с лица седеющую прядь. «Жрет. Этому и мешка будет мало, — мысли ее перескакивали с одной на другую. — Такой вот и задрал моего… — и еще: — ир, другой, третий, и кому я буду нужна?»
Женщина прикусила губу да так, что на ней выступило пятнышко крови. Медленно опустилась на скрипучий табурет. Взглянула. «Со спины-то совсем человек. Только в плечах пошире. И руки. Вон какие мускулистые. Хороший был бы воин. Да». Тело забила мелкая дрожь. «Что ты, что ты?» — успокаивала сама себя. Но уже катилась от пяток до самых мочек ушей горячая волна. Страх исчез. Она напряглась, борясь с собой, все еще не веря, не желая верить…
— Эй, — слетело с губ помимо воли.
Магрут перестал есть, обернулся к ней. Волосатая грудь его сплошь усеивала крошка от сухарей. Плоское лицо застыло в гримасе недоумения. А слегка раскосые глаза смотрели так, будто он все понимал.
И тут неведомая сила подхватила ее. Она встала, шагнула к нему. И непослушные
— Я… красивая, да?
— Тай!
Заметили!
Зря, выходит, полз, обдирая колени и глотая нестерпимо горячую пыль, которая скрипела на зубах, слезила раскосые глаза, расползалась по лицу бурыми пятнами.
— Ты никак покраснел, Тай!
— Сын магрута…
— …и харуты! — подхватили на разные голоса.
— Самое подходящее для тебя местечко, Тай!
«Сколько их?» Тело раздирал невыносимый зуд.
— Погоди, вот только растегну штаны, Тай.
«Много». Он скрипнул зубами: «Убью!»
Он не видел их — жалкие унритеныши прятались где-то там, за стенами полуразвалившейся хижины (все-таки выследили; последнее убежище в Унре, где он мог остаться наедине со своими мыслями, единственное, где в него не тыкали пальцами и не гоняли, как жалкого хиссуна, с гиканьем и улюлюканьем, воображая себе не то Рольфом и Аликсантром, не то самим Диимом Уалантайном). Ну уж это место он им не отдаст. Без боя. Как бы не так. Изворотливый мозг тут же подсказал решение: «Затаись. Пускай войдут в дом».
Бесшумно шмыгнув за груду сгнившего унритского тряпья, Тай внимательно осмотрел стены убежища. Гнилые сети, развешанные под потолком, отбрасывали причудливые тени. Кое-где на сплошь покрытом бурым песком досках отчетливо виднелись следы огромных хрисс. Тай поежился — невесть какие твари посещают его убежище по ночам. Остро пахло Срединным морем и тухлой рыбой. Мальчик с сожалением посмотрел на обглоданную тушку песчаной саркулы. «Не надо было оставлять ее здесь. Не удивительно, что сюда пожаловали хриссы». Он провел рукой по влажному лбу. Сквозь щели в полусгнивших бревнах били оранжевые лучи Таира. К одной из таких щелей и приникли его… Враги? Нет, он не решился бы назвать их врагами. Хотя сегодня, как никогда, ненависть обжигала маленькое сердце. «Убью», — упрямо повторил он.
— Что-то он притих, — сказали снаружи.
— А, может, ушел? — предположил кто-то, но его тут же оборвали:
— Куда?
— Эй, скажи что-нибудь!
Одна из оранжевых нитей внезапно оборвалась, и Тай понял, где именно находятся те, кого он сейчас так ненавидел.
— Волосатый, эй!
Тай протянул руку, достал из груды тряпья остро заточенный крюк («Славная находка. Хотел бы я увидеть их лица».) Скользнул к полуприкрытой двери. Сейчас он не был похож на человека. Сгорбленный, на полусогнутых, чтобы лучше пружинили ноги, и хруст трухлявого настила не выдал его, Тай напоминал зверя. Он и в самом деле чувствовал себя зверем — огромный металлический коготь будто прилип к руке. В голове приятно зашумело. «Наконец-то. Сегодня. Я…» Внезапно он понял, что боится, как бы добыча не ушла от него.
Добыча.
— Магрут вонючий, — сказали где-то совсем рядом.
«Войди. Ну же. Войди», — почти умолял Тай.
— Здесь и впрямь воняет. Как от магри, — сказал сын одного из стражей Рик.
— Насрать!
— И верно. Насрать.
За стеной завозились. По звукам Тай определил, что кто-то («наверно, Рик») снимает штаны, устраивается возле самой двери. Потом смачно чавкнуло, и острый нюх Тая уловил запах человеческих испражнений. Он вздрогнул — так явственно почувствовался во рту привкус крови. Засосало под ложечкой. Огненные нити Таира вздрогнули и рассыпались снопом веселых, обжигающих глаза искр. Мальчик покачнулся, невольно схватившись за горло — злоба душила его. Шум в голове усилился, мешая слушать голоса, которые все больше сливались в невыносимый вой чужих, непонятных ему существ. «А ну его», — провыло одно из них, и только сила воли помогла мальчику понять смысл сказанного.