Дети судьбы
Шрифт:
— Счастливицы! — воскликнула Су Лин. — А есть ли у тебя самая любимая из них?
— Нет, я довольно неразборчив в своей половой жизни; хотя если бы меня заставили выбирать, есть одна синьора во Флоренции, которая живёт в небольшом дворце; я её обожаю и хотел бы снова с ней встретиться.
— Она случайно не девственница? — спросила Су Лин.
— Ты угадала, — сказал Нат.
— Её зовут Мария?
— И это верно, хотя в Италии полным-полно Марий.
— «Поклонение волхвов» Тинторетто?
— Нет.
— «Мадонна с младенцем» Беллини?
— Нет, они всё ещё живут в Ватикане.
Пока стюардесса
— Караваджо?
— Молодчина! Я оставил её в Палаццо Питти на правой стене в галерее третьего этажа. Она обещала хранить мне верность до моего возвращения.
— И там она и останется. Ведь такая любовница будет стоить тебе гораздо больше 400 долларов в месяц, а если ты всё ещё собираешься пойти в политику, то у тебя не хватит денег даже на раму.
— Я не пойду в политику, пока не смогу позволить себе содержать целую галерею, — заверил её Нат.
Энни начала понимать, почему англичане так не любят американских туристов, которые как-то умудряются осмотреть Лондон, Оксфорд, Бленэм и Стратфорд всего за три дня. И она была совершенно ошарашена, когда увидела, как целый автобус американских туристов выгрузился у Королевского Шекспировского театра в Страфтфорде, они заняли свои места, а затем ушли из театра в антракте, уступив места соотечественникам из другого автобуса. Энни этому не поверила бы, если бы, вернувшись в театр после антракта, она своими глазами не увидела, что в двух рядах перед ней сидят люди, которые говорят с привычным для неё американским акцентом, но которых она до этого не видела. Она подумала: «Интересно, те люди, которые посмотрели первый акт пьесы, рассказали тем, кто пришёл на второй акт, что произошло с Розенкранцем и Гильденстерном, или когда туристы из второго автобуса пришли в театр, первый автобус уже ехал обратно в Лондон?»
Чувство вины исчезло у Энни после того, как они с Флетчером спокойно провели десять дней в Шотландии. Они получили удовольствие от Эдинбургского фестиваля, где могли выбирать между Марло и Моцартом, или Линтером и Ортоном. Однако для обоих приятнее всего была долгая поездка с юга на север и потом с севера на юг по восточному и западному побережью. Перед ними разворачивались потрясающие пейзажи, и они решили, что нет в мире видов красивее этих.
В Эдинбурге они попытались отыскать следы предков Гейтсов и Давенпортов, но нашли лишь цветную таблицу шотландских кланов, да купили юбку, сшитую из безвкусно яркого тартана клана Давенпортов; Энни сомневалась, наденет ли она эту юбку хоть раз в Америке.
Как только их самолёт вылетел из Эдинбурга в Нью-Йорк, Флетчер сразу же заснул. Когда самолёт стал снижаться над нью-йоркским аэропортом имени Кеннеди, Энни думала только о том, что она скоро увидит Люси, а Флетчер с тревогой представлял себе, как он проведёт свой первый рабочий день в фирме «Александер, Дюпон и Белл».
Когда Нат и Су Лин вернулись из Рима, они были совершенно измотаны, но внезапная перемена в маршруте оказалась крайне правильной. С каждым днём Су Лин всё больше и больше успокаивалась. За всю вторую неделю они ни разу не вспомнили о Корее. Они договорились, что, вернувшись домой, скажут матери Су Лин, что провели весь свой медовый месяц в Италии. Один только Том будет озадачен.
Пока
Нат взглянул на спящую жену и с благодарностью подумал о её совете выбрать валютные курсы темой своей дипломной работы перед окончанием факультета бизнеса. Его обучение в Гарварде подходило к концу, и он понял, что не может больше откладывать решения, которое повлияет на их будущее. Они уже обсудили три возможности: он может искать работу в Бостоне, чтобы Су Лин могла оставаться в Гарварде (но она сказала, что это ограничит его выбор), он может принять предложение мистера Рассела и работать вместе с Томом в большом банке в маленьком городе (но это сузит его перспективы на будущее), или он может искать работу на Уолл-стрит, чтобы понять, сумеет ли он выжить в высшей лиге.
Су Лин не сомневалась в том, какой выбор он сделает, и хотя у них ещё было время, чтобы обдумать будущее, она уже вела переговоры со своими знакомыми в Колумбийском университете.
25
Вспоминая свой последний год в Гарварде, Нат мало о чём сожалел.
Через несколько часов после того, как самолёт приземлился в международном аэропорту «Логан», он позвонил отцу Тома и поделился с ним своими соображениями относительно курсов валют. Мистер Рассел указал, что сумма, которую Нат собирается вложить, крайне мала, чтобы ею занимался его отдел иностранных валют. Но он внёс контрпредложение: банк даст Нату кредит на тысячу долларов, и Нат с Томом инвестируют по тысяче долларов каждый: это стало первым валютным фондом Ната.
Когда об этом проекте услышал Джо Стайн, в фонде мгновенно появилась ещё тысяча долларов. Через месяц кредит вырос до десяти тысяч. Нат сказал Су Лин, что он больше беспокоится о том, что инвесторы могут потерять свои деньги, чем о том, что он может потерять свои. К концу семестра фонд Картрайта вырос до четырнадцати тысяч долларов, и чистая прибыль Ната составила семьсот двадцать шесть долларов.
— Но ты рискуешь потерять всё это, — напомнила ему Су Лин.
— Да, но теперь, когда в фонде больше денег, меньше шансов, что потеря будет серьёзной. Даже если тенденция неожиданно повернёт обратно, я смогу обезопасить свою позицию, продав свою долю заранее и тем свести потерю к минимуму.
— Но не отнимает ли это у тебя слишком много времени тогда, когда ты должен писать дипломную работу?
— Это занимает всего пятнадцать минут в день, — сказал Нат. — Я проверяю курс иены в Японии в шесть часов утра и на нью-йоркской бирже в шесть вечера, и — разве что мне не везёт — несколько дней подряд, мне нужно только реинвестировать капитал каждый месяц.
— Это отвратительно, — сказала Су Лин.
— Почему отвратительно использовать свои знания и немного предприимчивости? — спросил Нат.