Дети света
Шрифт:
В этом же здании в левом крыле располагался и другой архив, открытый для граждан. В нем-то Герд и пытался узнать свою родословную. Большой сложности само по себе это не составляло, переписи населения проводились регулярно и скрупулезно, данные по ним были доступны любому гражданину Бабила. Другое дело, что процесс этот отнимал у Герда слишком много времени, и к экзаменам он почти не готовился. Просиживая перед компьютером по полдня, пролистывая бесконечные списки, выписки и ссылки, прокручивая мегабайты информации в поисках следов своих предков, Герд периодически даже впадал в ступор, забывая, где он вообще находится и зачем проделывает весь этот рутинный труд.
Способности передались Герду по материнской линии, соответственно именно ею он и занялся, хотя при иных обстоятельствах ему бы и в голову такого не пришло. И вот что по итогу
Герд сосредоточился на братьях. Звали их Мика и Габор, и представляли они собой тупиковую ветвь – ни жен, ни детей. Известно о них было непростительно мало. Они упоминались уже в первой переписи Бабила наряду с их матерью, а вот отец был неизвестен. Родились они еще до коллапса, и на момент катастрофы им стукнуло по пятнадцать лет. Герда бросило в жар от такого совпадения, в начале июня ему самому исполнялось пятнадцать. А на момент образования государства и проведения переписи им уже было по тридцать три, и тут они неожиданно исчезали со сцены. Совершенно. Как корова языком слизала, сказала бы Олва. Их мать, вышедшая в Бабиле во второй, а, может, и в первый раз замуж, родила после них еще только одного ребенка – дочь, которая впоследствии стала прабабкой бабки Олвы и Геры и прожила до глубокой старости. Эта линия дальше отслеживалась без проблем, но вот близнецы… О них сразу после поступления на учет больше не было никаких данных. И никаких намеков на их способности, в личных делах упоминалось только, что до коллапса, еще в школе, один из братьев, который Мика, увлекался единоборствами, а другой, Габор соответственно, тяготел к истории и литературе. Все.
Но куда же они могли подеваться? Герд точно знал, никто просто так из Бабила пропасть не мог. Если только в самом начале, пока диктатура не успела разгуляться? Или все-таки они каким-то образом обнаружили себя и свои способности, их поймали и что-то с ними сделали? Об этом история умалчивала.
Ах да, Герд не сразу заметил, но в их личных делах еще упоминалось, что имена, Мика и Габор, не были их настоящими именами, полученными при рождении. Братья сменили свои имена при получении гражданства Бабила. Но это была частая практика того времени: новый мир, новое государство, новый ты; так что сам по себе этот факт еще ни о чем не говорил. Прежние имена в анналах не сохранились. Герд нервно жевал губы и барабанил пальцами по клавиатуре, размышляя обо всем этом и терзаясь плохими предчувствиями, или как это назвать по отношению к тому, что уже давным-давно произошло.
В остальном же, генеалогия его матери ничем не привлекала внимания. Все чин чином. Герд на всякий случай перерисовал дерево, подписал кто кем был, чем занимался и где жил, пересмотрел все портреты. Кстати, фотографий близнецов тоже не было, в переписи они числились, как прикрепленные к делам, но там их не оказалось. Герд даже обратился за пояснением к библиотекарше – вдруг он чего-то не понял или пропустил – но та лишь пожала плечами и предположила, что фотографии могли для чего-то изъять в свое время, а потом забыть вернуть. Но это объяснение показалось Герду притянутым за уши. Зачем изымать информацию, если ее можно просто скопировать? Все выглядело подозрительным. Герда мучило любопытство: похож ли он на братьев? Может, между ними были и другие сходства помимо общего дара? Вообще-то, внешне он был похож на отца, но его бабка Лакура – мать Геры и Олвы – любила говаривать, что глаза у него ее. Премерзкая, надо отметить, была старушенция, Герд ее терпеть не мог. Гера пошла в нее.
Вот собственно и все, что удалось добыть. Не густо, подвел итоги Герд, загадочно и ничего не объясняло, только новых вопросов добавляло. А главное, все эти поиски и часы, проведенные в архиве, ни на шаг не приближали его к главной цели – Даяне. Предстояние неумолимо надвигалось,
То, что помещение бункера пустовало, было благоприятным фактором, как и то обстоятельство, что новый муж его матери был довольно высокого ранга госслужащим. Уже во второй раз Герд приходил к выводу, что все в жизни к лучшему. Теперь он был готов благословить Геру за ее выбор – Хам служил старшим помощником прокурора Цивилы.
Еще на ферме у Герда родился нехитрый план: он собирался выкрасть пропуск Хама так, чтобы тот его не хватился, тайком проникнуть в бункер и перелопатить тонну информации. Имелось, правда, несколько проблем. Во-первых, Хам с пропуском не расставался. Универсальная пропускная система работала во всех госучреждениях, а значит, Хам своим пропуском пользовался ежедневно, если не ежечасно. Во-вторых, в библиотеке везде круглосуточно работали камеры, по которым Герда могли опознать. Не мог же он туда заявиться в маске среди бела дня? В-третьих, ему нужно было много часов на поиски информации, учитывая, что внутри бункера он не ориентировался и что конкретно искать, не знал. Но все эти проблемы можно было решить одним махом – проникнуть в библиотеку ночью.
Идеальный план, если не считать того, что в городах был введен комендантский час, а уличные камеры прекрасно снимали в темноте и без задержки передавали сигналы о несанкционированном движении в инстанцию, регулирующую уличный правопорядок. Расправились бы с Гердом быстро и сурово.
Комендантский час отменялся только раз в году – в ночь на Предстояние, главный праздник страны, когда абсолютно все граждане обязаны были покинуть свои дома, явиться на площадь в ближайший населенный пункт с ратушей для участия во всенощном бдении и причаститься, то есть принести ежегодную публичную клятву верности своему Диктатору и государству. По сути своей, это напоминало религиозное богослужение с той лишь разницей, что религий больше не существовало. Герд, как и все остальные дети от пяти лет, был также обязан участвовать в процедуре. И, тем не менее, он решил действовать именно в праздничную ночь, ибо другого выхода просто не видел.
Накануне Герд планировал сказаться больным и не пойти на причастие, как и в предыдущие годы, когда у него случались приступы. А Гера бы потом раздобыла ему справку задним числом у какого-нибудь знакомого врача. Болезнь пока еще являлась уважительной причиной для пропуска процедуры.
Итак, утром перед праздником Герд не вышел к завтраку. Экономка ехидно доложила, что господа изволят болеть и подозревают у себя вирусное, поэтому просят маменьку не подниматься к ним и не подвергать себя опасности заразиться. Хам и сам не разбежался его навещать. А Герд, и в самом деле, чувствовал себя больным, весь день его знобило от возбуждения. Проснулся он рано и уже к полудню успел нафантазировать таких концовок своей затеи, что дергался от каждого шороха. Сценарии в его голове мелькали разные, но вот развязка всегда была одна и та же: он попадал в руки агемы – службы, занимавшейся борьбой с внешними и внутренними врагами государства. Будучи не в силах на чем-то сосредоточиться, Герд метался по комнате, как животное по клетке, хватался то за спинку стула, то за голову, а потом бросался лицом на кровать. Переживал он буквально за все: что не сможет раздобыть пропуск или попадется на его краже; даже с пропуском в руках не сможет проникнуть в бункер или потеряется там; не сможет сориентироваться в огромном количестве информации, не найдет нужную, или найдет, но у него не хватит времени с ней ознакомиться, и прочая, прочая, прочая. Герд поднимался с кровати, подходил к окну, окидывал невидящим взором улицу и стонал. Нервы не выдерживали.
К вечеру ему стало совсем худо. Когда на ужин принесли грибы – Гера решила его порадовать, она, оказывается, знала, что он их любит – Герда вырвало. Уже через полчаса у него в комнате был врач, а за дверью дежурил Хам, его шаги по коридору туда и обратно нервировали Герда. Врач, с выражением совершеннейшей скуки на лице и не издав ни единого звука, измерил Герду пульс, температуру, давление, послушал его сбивчивое дыхание, заглянул в рот и глаза, потом черканул что-то у себя в бумагах, удовлетворенно кивнул сам себе и вышел из комнаты. Дверь за собой он прикрыл неплотно, поэтому какое-то время Герд мог слышать его удаляющиеся шаги и их с Хамом голоса. Ему вменялось общее переутомление.