Дети утренней звезды
Шрифт:
– А разве можно выходить по ночам?
Эжен закатил глаза.
– Эй, Сара, а ты по ночам не гуляешь?
Дженни не ответила. Никак не могла забыть о вчерашнем. Дурачки, они думают, что смогут делать золото. Но красный свет камня изменил их самих, Дженни была готова в этом поклясться. Они уже не такие, какими приехали.
И эта еда, ее же невозможно есть! Горчить не горчит, а хрустит на зубах, и в ясном взоре каждая тарелка поблескивает, будто там каша из бриллиантов. Дед прав, надо уходить,
– Всем приятного аппетита, – она встала. – Увидимся на лекции.
– А кейс?! – возмутилась Виолетта.
Дженни помахала рукой – дескать тебе надо, ты и таскай – и удалилась.
– Видали? – возмутилась итальянка.
– С ней могут быть проблемы, – озаботился Эжен. – Не настроена Сара на победу.
Мэй постучала пальцами по столу.
– Она чудачка, верно. Но я бы на твоем месте больше волновалась по поводу Адониса Блэквуда, – она кивнула в сторону стола, во главе которого сидел чернокожий парень с вороном на плече. Адонис кормил его кусочками сыра, которые питомец хватал так ловко, что вся пятерка «Альфа» покатывалась со смеху.
– Или по поводу рыжего Бранда, – она указала глазами на другой стол, где веселилась пятерка «Бета». Там заправлял рыжий коротышка на пару с эффектной черноволосой девицей.
– Они слабаки, – помахал Эжен обглоданной куриной ножкой. – Выскочки. У меня в запасе столько рецептур, что им и не снилось. На любом задании мы их уделаем. Мой род занимался алхимией последние пятьсот лет, мы же владели великим магистериумом!
– Ага, пока его не прошляпили, – фыркнула Виолетта. Две миски греческого салата успокоили ее мятущуюся душу.
– Кто бы говорил… – Эжен кинул косточку в пустую миску на другом конце стола. Попал. – Королева мусорной кучи, потомок шантажистов и вымогателей.
Виолетта деловито вытерла руки салфеткой, скатала ее в шар и запустила в лицо Эжену. Тот инстинктивно отшатнулся, а итальянка, выхватив атам и перевернувшись через стол, схватила его ворот:
– Еще одно слово о моей семье – и я вырежу твой древний герб у тебя на лбу!
– Убери свою зубочистку, иначе наша пятерка станет четверкой, – прошипел Эжен.
Виолетта скосила глаза. Тонкий серебряный кинжал упирался ей в грудь.
– Если вы не прекратите, я убью вас обоих, – ласково пообещала Мэй, выкладывая алхимический тигель на стол. Он подмигнул красным глазком.
– Больно надо возиться, – итальянка села. – Шпион недоделанный…
– Прикуси язык, Скорца!
– Закончили! – в голосе Мэй Вонг зазвучал металл.
Андрей набросил салфетку на тигель:
– Не надо его светить просто так.
– О, он деактивирован, – Мэй одарила его белозубой улыбкой. – Но спасибо за заботу.
– Не о тебе пекусь, – Зорич встал. – Нам надо собраться и поговорить. Мы вместе или каждый за себя? Надо решить.
– Вечером, после лекции, – предложил Эжен. Мэй кивнула.
– Я передам Саре. – Виолетта встала и холодно попрощалась: –
Андрей наколол на вилку помидор и сосредоточенно его разглядывал.
«Идиот! – Итальянка шла не разбирая дороги. – Семья ему моя не нравится. Ничего, Эжен Фламмель, ты попляшешь. Будешь умолять о пощаде. Кровавыми слезами будешь плакать…»
Кейсы били по бокам, и от этого девушка бесилась еще больше. Теперь она думала про эту американскую принцессу, которая, видите ли, слишком нежна, чтобы таскать такие тяжести.
«Кто вообще в здравом уме отказывается от камня мудрецов?! – подумала Виолетта. – Совсем чокнутая!»
В раздражении итальянка заходила в лес все дальше. Ели были все выше, тень все гуще, снег все глубже, вот она миновала дурацкие маленькие столбики, прошла немного и вдруг, ухнув в сугроб выше колена, встала.
Куда это она зашла? Где коттеджи?
За деревьями, совсем рядом, захрустел снег, потом в другом месте, еще и еще… кто-то большой быстро обходил ее по кругу.
«Куда-то я не туда забрела… Надо было линзы надеть!»
Виолетта нашарила в нагрудном кармане очки. Очертания леса отдалились, обрели резкость. Крохотную полянку со всех сторон зажали черные ели, а наверху синел пятачок неба. Столб света падал почти отвесно, она стояла в самом его центре. Прямо к ногам спускалась береза, согнутая ледяным дождем, пригнула крону к земле. Сверкали облитые льдом, точно стеклом, темно-серые ломкие веточки с редкими желтыми листочками. Ветви этого хрустального водопада качались от ее дыхания, с тихим звоном ударялись друг о друга.
Виолетта замерла.
Шум, треск. Быстрая тень промелькнула за деревьями, качнула еловые лапы, осыпала сухой порох снега.
– Что? Кто это? – Она выхватила атам.
Низкое ворчание выкатилось из-под елок, обдало кипятком ужаса.
– Вы кто… что… я из лагеря! Я студентка Альберта Фреймуса!
В полумраке прямо перед ней вспыхнули желтые огоньки. Колени у Виолетты ослабели, когда она увидела сгорбленный силуэт. Не человек, не животное – существо, поросшее короткой сиреневой шерстью. Не такой милый, как оборотни в кино, больше похожий на человекоподобную гиену, на четырех гибких и притом тонких, почти паучьих, лапах он по-хозяйски двинулся вокруг поляны. Слова Виолетты не произвели на него никакого впечатления.
«Периметр… – в полуобмороке подумала Виолетта. – Я вышла за периметр. Нельзя выходить за периметр!»
– Уходи! – Итальянка села на корточки, дрожащей рукой щелкнула клапаном кейса. В ладонь выкатился блестящий шар, теплый, как человеческое тело.
«Как же, как же он открывается…»
Перевертыш выступил ближе. Белые клыки, алый язык, голодный рык. В зрачках горят два маленьких солнца. Пар валит из пасти.
– Зачем… арргх… вышла… нельзя…
– Я студентка! – завопила Виолетта. – Я из лагеря!