Дети вечного марта. Книга 2
Шрифт:
В дальнем конце пещеры провалом зиял выход. Кот обрадовался. Он не боялся усопших. Чего их бояться? Но нарушать покой, тех, кто давно ушел, считал неприличным. Встал на пороге, поклонился мертвым и тихо двинулся, не ведая выйдет ли когда-нибудь на свет.
Накатили тяжелые мысли. Темнота обволакивала. В спину смотрели незрячие глаза потревоженных.
Жили когда-то бок о бок, — думал Саня, — лежат так же. Не сорятся, не ругаются, в нужник друг дружку не бросают. Чисто, чинно. А наверху — срам и грязь. А он туда рвется. Почему? Потому, что живому — жизнь,
Впереди мреяло. Саня остановился. Мутный свет, перегородивший и так узкий коридор, заколыхался и поплыл в его сторону. Уже совсем близко стало видно, что из мути складывается зыбкое лицо.
Призрак! Мамка про них рассказывала. Они, дескать, сторожат старые кладбища. То-то людишки, которые наверху безобразничают, до захоронения пока не добрались.
Никакого страха Саня не испытывал, скорее, уважительное любопытство. А туман покрутился, повертелся, ухнул даже едва слышно и замер, озадачившись.
Далее произошел известный диалог, в результате которого, выяснилось, что перед призраком кот.
— Так бы сразу и сказал, — обиделся призрак, на непугливого посетителя и умелся, освободив тем самым выход из подземелья.
За ближайшим поворотом явственно потянуло свежим ветром, и Саня вскоре выбрался на склон одного из Варковских холмов. Возвращаться в город, искать справедливости, он не стал. Справедливость была в подземелье, где люди и не люди лежали бок о бок. На поверхности такой не осталось.
Начинали строить люди, а заканчивали, точно, серые, прикинул Саня, озирая анфиладу одинаково скучных комнат, сквозь которую его вели. Стены выровнены, — любой штукатур обзавидуется, — а все одно, с души воротит. Завитушечку бы сюда, резной наличник, тканый коврик на порог, сундучок в угол, глядишь, заиграли бы хоромы. А так — пусто, чисто, мертво.
Он как с самого начала обозвал для себя серых болванами, так и не мог им придумать другого имени. Двигаются как заводные куклы, говорят — точно механизм внутри вертится. Даже подскрипывает. И все — как по писанному. Если спросишь — в ответ молчание.
Позади осталась еще пара комнат. Потом — крутой поворот, дверь, — единственная на всем пути, — и его ввели в широченную залу с низким потолком. Серые остались у двери. Кот протопал к табуретке и, не спросясь, плюхнулся — связанные руки за спиной.
Хозяин залы стоял возле камина. Видел Саня не раз такие открытые печки. Дров уходит втрое, а жару только пока горит. Слов нет — красиво. Сиди рядышком, вино попивай, в огонь смотри. Вон и кресло придвинуто. Только Саня в то кресло не сядет, даже если его сильно попросят. На подлокотниках приспособлены разомкнутые кольца — захваты для рук. Еще одно кольцо, побольше, — для головы. Сиди, стало быть, и не дергайся. Если хозяин насильно захочет Саню в то кресло с табуретки пересадить, получит
Только тут, в зале, кот окончательно уверился, его не на пикник привезли. Разговор, похоже, будет крутой.
Господин держатель границы стоял к коту спиной. Даже на самоуправство с табуреткой не дернулся. Замер, будто каменный. Зашевелился, только когда Саня кашлянул. А что еще делать, если тебя не замечают? Песню, что ли, ему петь?
Кукловод оказался щуплым невысоким и светлым как одуванчик. Голову обрамляли легкие золотистые кудри. Тонкое лицо с правильными чертами немного портил пухлогубый рот. Его было много для такого лица. Зеленые глаза смотрели пристально и печально.
Никогда Сане до конца в людях не разобраться. Ожидал увидеть злобного урода, а попал на печального мальчика.
— Здравствуйте, господин кот, — приветствовал гостя хозяин замка. — Прошу прощения за столь неординарный прием. Счел себя в праве привезти Вас к себе силой. Иначе, боюсь, нам было бы не избежать множества печальных недоразумений. Ваши спутники, например, устроили по дороге настоящую резню.
— Я ничего не видел.
— Вы ушли далеко вперед. Мне пришлось отдать приказ…
— Что с ними?!
— Успокойтесь, они живы. Их просто на время изолировали. Нам надо поговорить. Потом Вы с ними встретитесь. Думаю, мне с Вашей помощью удастся призвать их к лояльности. Зачем сразу начинать войну?
— Да мы и не начинали, вроде.
— Ах, говорите только за себя, господин кот. Ваши спутники совсем другое. В Вас чувствуется высокий ум, благородство и образованность. В них — только подлый нрав простолюдинов. Согласитесь, чернь есть как среди людей, так и среди аллари.
Ага, ага… как же!.. Эд, значит, простолюдин, а но, котейка крестьянский — аристократ? Сейчас выяснится, что он и не он вовсе, а потерянный в раннем детстве наследник престола. Цыгане, дескать, Вас, господин кот, в младенчестве украли, а я нашел и готов передать родственникам, которые по Вас все слезы выплакали…
Саня низко опустил голову. Сидел так и не знал: расхохотаться в лицо ласковому кукловоду, или обругать его последними словами. Но, опять же, обсмеешь, не то обзовешь, и будешь дурак набитый, по тому, что сидишь ты, со связанными руками, а друзья вообще незнамо где, незнамо как. Хорошо было у Пелинора, по тому, что медведище, хоть и хитер, все равно — благороден. А кукловод?
Кот озадачился, уловив несоответствие. И еще какое-то время тупо разглядывал свои сапоги, пока не дошло: перед ним был не человек. Кто тогда? Что не аллари, это уж точно. Серый? Но от тех живым не пахло…
— О чем Вы хотите со мной переговорить? — высоко изогнул бровь Саня.
Гордись, брат собака, не прошли твои уроки даром. Аристократ, говорите? Что ж, поиграем в аристократа.
— Я в Вас не ошибся! — кукловод заулыбался шире прежнего. — В компании арлекинов вам приходилось надевать на себя маску простака. Ах, как мне это понятно. Но до конца искоренить в себе привычки, всосанные с молоком матери, не способен не один благородный синьор.