Дети водяного. Последнее чудовище
Шрифт:
— Кто идет? — окликнул он по-немецки и в ту же минуту увидел Ванимена. — Господи Иисусе, Дева Мария, спаси и помилуй! — вне себя от ужаса закричал матрос.
Пустить в ход оружие он не успел — Ванимен поднял трезубец и с размаху вонзил его в живот человека. Удар был так силен, что и сам Ванимен содрогнулся. Трезубец поразил печень. Брызнула кровь; матрос повалился на палубу, корчась в предсмертных муках.
— Йоханна, Петер, Мария, Фридрих… — задыхаясь, прохрипел он.
Имена жены и детей? Умирающий обратил на Ванимена застывший взгляд и бессильно приподнял руку.
— Господи, убереги их от встречи с этой нечистью, — услышал Ванимен. — Святой Михаил архангел, воитель небесный, отомсти за меня…
Ванимен
Управление кораблем оказалось далеко не простым делом, и прежде всего потому, что помощники Ванимена не имели ни малейшего понятия о том, что такое корабль. Их неуклюжая возня и топот, несомненно, были слышны на берегу. Ванимен с минуты на минуту ожидал нападения, но никто из людей так и не появился. Даже если кто-нибудь и услышал шум и суету на корабле, то, наверное, благоразумно решил не вмешиваться в чужие дела, из-за которых не стоило рисковать и выходить темной ночью на пристань. В городе, вероятно, имелась вооруженная стража, но, по-видимому, стражники ничего не заподозрили и подумали, что на корабле происходит обычная пьяная перебранка или драка.
Наконец корабль отчалил. Парус развернули, и его тут же наполнил ночной бриз, дувший с суши, которого Ванимен дожидался в течение последнего часа. Сверхъестественная острота зрения и способность видеть в темноте позволяли Ванимену и его матросам править кораблем в ночном море. Вскоре они вышли из залива, и Ставангер остался за кормой. И тогда дети, женщины — все, кто ждал в море, поднялись на палубу корабля.
На рассвете они были уже далеко от берегов Норвегии.
Глава 6
Ингеборг Хьялмарсдаттер было около тридцати лет.
Жила она в Альсе. Рано потеряв родителей, Ингеборг поспешила выйти замуж за первого же парня, которому приглянулась. Но, как оказалось, Ингеборг была бесплодна, муж ее бросил и, уходя, забрал лодку, на которой рыбачил, а ей не оставил ничего. Другие парни не торопились засылать сватов. Церковная община заботилась о бедняках по-своему: их отдавали в услужение более или менее зажиточным хозяевам. А уж те отлично умели выжимать из батраков все соки и не слишком утруждали себя заботой о пропитании и одежде своих подопечных. Ингеборг не пошла в батрачки. Она упросила Рыжего Йенса одолжить ей свою лодку на время, когда проходили косяки сельди. Йенс, хоть и неохотно, в конце концов уступил, и Ингеборг обошла на лодке все побережья, торгуя тем, что у нее было, — собой. В Альс она вернулась с пригоршней шиллингов. С тех пор она каждый год совершала такое путешествие. В остальное время Ингеборг сидела дома, а по базарным дням ходила на рынок в Хадсунн, пешком, по лесной дороге.
Отец Кнуд пытался увещеваниями наставить Ингеборг на праведный путь, призывал грешницу изменить свою жизнь и привычки.
— А вы можете найти мне работу лучше этой? — смеялась в ответ Ингеборг.
По долгу службы отцу Кнуду пришлось отлучить ее от церковной общины, и хорошо еще, что Ингеборг не запретили
Ингеборг поселилась в убогой лачуге на морском берегу, примерно в миле к северу от Альса. Почти все холостые парни наведывались сюда, и многие рыбачьи лодки приставали к берегу неподалеку от ее хижины, бывали здесь и пришлые случайные люди, и кое-кто из женатых рыбаков, отцов семейств. Если у них не находилось медяков, Ингеборг не отказывалась брать плату рыбой, и потому скоро ее прозвали Ингеборг-Треска. По временам она оставалась одна и тогда подолгу гуляла вдоль берега или в лесах. Разбойников она не боялась: убить ее не убьют, что с нее возьмешь? А никакого другого зла ей уже невозможно причинить. Лесных троллей Ингеборг тоже не боялась.
С той поры как Тоно впервые постучался в дверь хижины Ингеборг, минуло пять лет. В то время он как раз заинтересовался жизнью людей на ближайших от Лири берегах. Стоял холодный зимний вечер. Ингеборг отворила дверь, впустила юношу в дом. В тот вечер он рассказал ей о себе. Перед тем как прийти к ней, Тоно издали не раз видел, что в хижину тайком и крадучись заходили мужчины и через некоторое время так же воровато покидали одинокий дом на берегу моря. Тоно хотелось узнать о жизни людей как можно больше, ведь они были его сородичами по материнской линии. Он без обиняков спросил Ингеборг, с какой целью приходят в ее дом мужчины. Кончилось все тем, что Тоно провел с нею ночь. С тех пор он часто приходил к Ингеборг. Она была совсем не такая, как его подружки и возлюбленные в подводном городе, от нее исходило тепло — и тело и сердце у Ингеборг были горячие. Ее ремесло ничуть не смущало Тоно, ведь в его племени парни знают о браке не больше, чем о всех прочих таинствах церкви. Он многому научился у Ингеборг и многое рассказал ей о себе, своем народе и Волшебном мире, когда, тесно прижавшись друг к другу, они лежали под ветхим одеялом на ее кровати. Тоно нравилось нежное и сильное тело Ингеборг, полюбил он и ее кривоватую невеселую усмешку.
Ингеборг никогда не требовала с него платы и почти всегда отказывалась от подарков, которые он ей приносил.
— Я не держу зла на мужчин, — заметила она однажды. — Конечно, кое-кто мне противен, хотя бы этот злыдень, старый скупердяй Кристофер. Не пошла бы я по этой дорожке, так попалась бы в его лапы. Как увижу его поганую ухмылку, так прямо мурашки по коже. — Ингеборг с досадой плюнула на глиняный пол и вздохнула. — Хотя, с другой стороны… Деньжонки-то у него водятся… Нет, мужчины в общем редко меня обижали, особенно те, что постарше, а иной раз с каким-нибудь молодым парнем так и вовсе приятно было время провести. — Она потрепала Тоно по волосам. — Но ты для меня значишь больше, Тоно, уж поверь. Неужели ты не понимаешь, почему я не хочу брать с тебя плату?
— Не понимаю, — честно ответил Тоно. — У меня же полно драгоценностей, за которые люди готовы щедро платить, ты сама говорила. Янтарь, жемчуг, золотые слитки. Ведь я просто хочу как-то помочь тебе, почему же ты отвергаешь помощь?
— Ах, да потому, что слухи пойдут — если уж не говорить о других вещах… Прознают обо всем господа в Хадсунне, услышат, что Ингеборг-Треска продает драгоценности, и пожелают узнать, откуда это у нее такой товар взялся. А я не хочу, чтобы ты, мой последний возлюбленный, попался в их сети. — Она поцеловала Тоно. — Давай лучше о другом поговорим, о чем-нибудь хорошем. Расскажи еще что-нибудь про вашу чудесную страну на дне моря. Для меня твои рассказы дороже любых сокровищ, которые можно потрогать руками и купить за деньги.