Дети водяного. Последнее чудовище

Андерсон Пол Уильям

Язык китов был мало знаком Тоно, амулет же, благодаря которому можно было понимать речь любых живых и волшебных существ, остался у Эяны. Во всем племени лири никто не знал языка китов, потому что он не имел ничего общего ни с одним из наречий, на каких говорят люди или обитатели Волшебного мира. В языке китов не было слов, он состоял из отдельных звуков или звуковых сочетаний, и каждый звук обладал не одним, а несколькими значениями, нередко и такими, которые невозможно выразить ни на одном другом языке. Количество оттенков, тончайших нюансов значений, передаваемых звуками этого языка, было столь огромным, что его можно сравнить с числом книг в большой библиотеке или с бесчисленными воспоминаниями, которые с приближением смерти воскресают в памяти того, кто прожил долгую и яркую жизнь.

Тоно были знакомы некоторые символы и

образные выражения языка китов — ведь он был поэтом. Позднее он восстановил по памяти фрагмент услышанной в океане песни серых гигантов, но с грустью думал, что их песнь, запечатленная словами языка лири, была лишь бледной тенью, жалким отзвуком грандиозного произведения, которое невозможно было воссоздать во всем его величии.

ВОЖАК:

Все, что живого есть в мире, рождается в море, В водах и волнах, покорных Пуне, В водах, что движут всем мирозданьем, В водах всесильных, властных над всем, Что живого есть в море. Мощь их превыше тех сил, что покорствуют Солнцу. Шар земной, и светило ночное, и Солнце Водят свой хоровод и кружат на просторах От бездны бездонной до брызг искрометных созвездий.

СТАРЫЕ КИТИХИ:

О, они кружат и кружат и возвращаются снова и снова, Как память о мертвом китенке. Не в силах была мать-китиха дитя от сосцов оторвать Лишить материнской опеки. Как отпустить несмышленое чадо В странствия дальние, в море опасное? И потому он умер.

МОЛОДЫЕ КИТЫ:

Тяжелые волны под темными тяжкими тучами Море вздымает зимой. По жарки желания, что пробуждает круговращенье светил. Летней порою мы ищем — мы жаждем жарких любовных утех. Пусть светом, игрой и ликующей радостью Будет любовь — обновление жизни.

МОЛОДЫЕ КИТИХИ:

Вы — свет живительный, и ветер, и дожди. От вас рождается жизнь моря. Мы океан, и лунный свет, и токи вод И ваша матерь возрождается в нас снова.

КИТЯТА:

Стремнины, теченья, соленые брызги, Шум крыл в вышине. Шорох вод в глубине. Млечно-белая пена — все новое, все ново!

СТАРЫЕ КИТЫ:

За

летом осень, за весной зима Приходят и уходят во Вселенной. Пройдут года — ток времени размоет И поражений и побед следы. Так точат волны острый край скалы. Привольны, обильны, бездонны пастбища моря. По хищные рыщут касатки в волнах. Несут они гибель и горе. Наш род избран морем, даровано нам его благословенье, Но смерти и мы не избегнем и канем в пучине забвенья. Рода нашего древнего древность Вселенной превыше стократ. Но придет наш последний день, и последний умрет собрат. И погаснут светила Вселенной, ибо не вечна она, И с последним отливом последняя схлынет волна.

СТАРЫЕ КИТИХИ:

Но мы прожили жизнь.

МОЛОДЫЕ КИТЫ:

Мы живем!

КИТЯТА:

Мы хотим жить!

МОЛОДЫЕ КИТИХИ:

Мы хотим давать жизнь!

СТАРЫЕ КИТЫ:

Довольно!

ВОЖАК:

Плывем вперед!

* * *

Тоно и Эяна были уже недалеко от Англии. Впереди лежал опасный пролив Пентленд-Ферт, известный своим быстрыми течениями. Пройдя этим проливом между Англией и Оркнейскими островами из Атлантики в Северное море, дети Ванимена должны были обогнуть мыс Данкансби, где с бешеной скоростью неслись приливные течения, и дальше продолжать свой путь на юго-восток. Перед тем как пуститься в опасное плавание через Пентленд-Ферт, Тоно и Эяна нашли крохотный островок, который лежал с подветренной стороны близ берега Англии. Здесь они решили отдохнуть после утомительного странствия от Гренландии до Англии и починить потрепанные каяки.

Со всех сторон островок окружали суровые утесы, казалось, не они окружают островок, а сам этот клочок земли прилепился к серым скалам. Вдоль берега шла узкая каемка песка, за ней тянулась полоса лишайников и зеленых болотных мхов. Выше начиналась вытянутая в виде узкого клина расселина. Там, между громоздившихся повсюду крупных камней, вилась тропинка, которая убегала в глубь острова, но по всему было видно, что люди редко бывают на этом крохотном островке, а если и бывают, то, скорее всего, не зимой; неожиданных встреч вряд ли следовало опасаться.

Вопреки ожиданиям на островке было не холодно. Уставшим путешественникам даже показалось, что воздух здесь ароматный и мягкий по сравнению с леденящей стужей, которая шла за их каяками все долгие недели плавания. Свет солнца не проникал на прикрытый скалами берег, у песчаной полосы плескались мелкие волны в тускло-серой мглистой дымке. Но отблески волн играли на суровых скалах бликами света, и от этого холодные утесы словно бы становились приветливее, и каждый их излом и уступ с четкой ясностью выступал в светлых бликах. Ветер, который шумел и завывал над морем, здесь, на островке, превратился в чуть слышный свистящий шепот, доносившийся от скал.