Дети войны. Народная книга памяти

Шервуд Виктория

От безысходности хотелось умереть. Казалось, эта жизнь будет вечной, и надежды на возвращение домой не было. Но была юность и любовь к Родине. Иногда мы пели советские песни, когда нас строем вели на работу, а вахман [15] злился и кричал: «Руиг меш!» [16]

Мы не знали о событиях на фронтах, не знали, что война близится к концу. Однажды две наши девочки (это было 7 ноября), пока возили из цеха в цех снаряды на тележке, заметили, что солдат, который охранял бункер недалеко от цеха, ушел на обед. Они вошли туда, а там приемник говорит на русском

языке – был парад в Москве, они быстро выбежали, и, когда нам рассказали, что Москва жива, не «капут», как нам говорили немцы, как мы радовались! Мы не знали, что наши войска берут города, что уже взят Берлин, – немцы молчали.

15

Вахман – der Wachmann – охранник (нем.).

16

Руиг меш! – Ruhig, Mesch! – Успокоились, сволочи! (Нем.)

Однажды нас не погнали на работу, не дали завтрак, нет вахмана в лагере, в административном корпусе пусто и ворота открыты. Немцы убежали. Мы боялись, что взорвут завод и мы погибнем. Но все было спокойно. Это было 3 мая 1945 года. А 9 мая к нам в лес пришли наши танки.

Мы не знали, что наши войска берут города, что уже взят Берлин, – немцы молчали.

Настал День Победы. Нас стали распределять на работу по воинским частям, подсобным хозяйствам, госпиталям. Я попала в госпиталь Говорова и там еще работала 7 месяцев. Домой вернулась 29 ноября 1945 года. Уже была зима, а я в легком жакете. По возвращении домой нам пришлось горько. На нас смотрели как на изменников Родины, и, чтобы не слышать упреков и оскорблений, я решила в своей автобиографии не указывать, что была в Германии, а для этого надо было уезжать из родной Марьинки. Пришло время пересмотра всего случившегося в нашей истории, и нас оправдали. Мы получили статус бывших узников фашизма, но сколько осталось искалеченных судеб, сколько девушек не вышли замуж, не смогли получить образование, остались одинокими!

Меня должны были сжечь в крематории!

Гончаренко Тамара Гавриловна, 1928 г. р

Родилась в 1928 году. Была угнана в Германию, дважды пыталась бежать, после чего попала в концлагерь Равенсбрюк.

Дружно, хорошо мы жили до войны. У мамы была подруга, учительница Роза Абрамовна, с сыновьями-близнецами. Когда началась война, им было 13, мне 15.

Однажды сидим мы и обедаем макухой с кипятком. Вдруг врываются два эсэсовца и сосед-татарин в немецкой форме. Нас затолкали в машину и увезли в комендатуру. Потом меня снова увезли и бросили в полуподвал, где было много молодежи.

На железнодорожном вокзале уже стояли товарные вагоны, и нас погрузили туда. Я всю дорогу кричала: «Мама, мама».

Приехали в Германию, попала я к хозяину, откуда сбежала. Поймали, привезли к другому. Я снова сбежала. Села в товарный вагон, и в каком-то городе меня обнаружили. Так я попала в концлагерь Равенсбрюк, где пробыла год и шесть месяцев.

В концлагере мне чем-то помазали голову – волос не стало, сделали какой-то укол – чуть не потеряла сознание, дали платье в полоску с пришитым номером 34765. Мое место на нарах было на третьем ярусе.

Я работала в хвостовой части самолета, сделала брак, и меня должны были сжечь в крематории.

Утром всех выстроили и под конвоем с собаками повезли работать на авиазавод. В неволе выкачивали

из нас кровь, кормили одной брюквой. Деревянные колодки до крови натирали ноги. Мы были похожи на скелеты, одна кожа да кости.

Я работала в хвостовой части самолета, сделала брак, и меня должны были сжечь в крематории. Но тут началось наступление Красной армии, совсем низко летали самолеты. Конвой с собаками разбежался. Мы поняли, что наши войска входят в проклятый Равенсбрюк. Мы плакали, обнимались, кричали от радости.

В апреле 2010 года в составе украинской делегации я посетила Равенсбрюк, участвовала в торжествах, посвященных 55-летию окончания Великой Отечественной войны и освобождению Равенсбрюка. Было тяжело, слезы подступают к глазам от воспоминаний. Но была и светлая радость: сейчас Равенсбрюк – большой Мемориальный комплекс. Сюда приезжают со всего мира, чтобы почтить память жертв нацизма. Память живет.

Страх остался на всю жизнь

Романенко (Ярмош) Майя Михайловна, 1938 г. р

Родилась 28 сентября 1938 года в Белоруссии. В 1943 году в возрасте четырех с половиной лет вместе с мамой попала в Германию.

Я постараюсь рассказать то, что осталось в моей памяти. Маленькие дети, попавшие вместе с родителями в мясорубку войны, пережили громадный стресс и страх, который остался на всю жизнь. Я долгие годы спустя вскакивала не просыпаясь, как лунатик, и бежала куда-то, бежала прятаться. Детская психика была серьезно нарушена. Последствия – потеря памяти.

В 1943 году из Гомельской (Полесской) области Белоруссии, после того как немецкие войска сожгли нашу деревню Ветчины, жителей перегнали на станцию Копцевичи, откуда молодых женщин и девушек вместе с коровами вывезли в Германию. Так я в возрасте четырех с половиной лет попала вместе с мамой, Пелагеей Ярмош, к помещику в деревню Нордан (между Бременом и Ольденбургом). Нас везли на открытой платформе, ночевали под телегами. На всем протяжении пути часто бомбили, все разбегались кто куда, мама прикрывала меня своим телом, говорила: «Если попадет в нас, чтобы убило сразу обеих».

На всем протяжении пути часто бомбили, все разбегались кто куда, мама прикрывала меня своим телом, говорила: «Если попадет в нас, чтобы убило сразу обоих».

Жили мы у хозяйки Шумахер. Муж ее воевал. Жила еще бабушка Телли, молодой сын Ганс бывал наездами, в течение которых учил меня «уму-разуму». В хозяйстве работал еще француз. Поместье обширное – коровы, лошади, куры. Маму видела только по ночам, было очень много работы. Гитлер издавал много указов: как для нас – рабов, так и для владельцев поместий. Запрещалось есть за одним столом с рабами, запрещалось слушать радио и так далее. А хозяйке необходимо было сдавать все молоко для фронта. Но однажды моя мама выпросила разрешение послушать радио. Хозяйка часть молока оставила себе и ночью сбивала масло. Мама сказала ей, что скажет, что не все молоко сдала. И когда, получив разрешение, включила радио, то услышала песню «Катюша». Она так плакала, услышав родной язык. Я и сейчас люблю эту песню, пела своему сыну, теперь пою внукам.

В декабре 1945 года нас вернули на родину.

Нас спас немецкий полицейский

Демченко Лидия Михайловна, 1926 г. р

В 1942 году нас увозили из Евпатории в Германию в товарных вагонах, набитых до отказа. В каждом вагоне – солдат с автоматом. Привезли нас в Негайм-Гюстен, на фабрику «Брокельман-Бусс». Лагерь, где нас разместили, был окружен большим рвом и четырьмя рядами колючей проволоки. Нас охраняли полицейские со сторожевыми собаками.