Дети забытых богов
Шрифт:
Сань Го, который находился в караване парфийцев, уже вербовал сторонников среди знатных вельмож и разбогатевших военных помощников, чтобы вернуть пригорцев, которых он уже считал своей законной добычей.
Втайне от вождя Мадия он выехал вслед за пригорцами в составе большого конного отряда.
Долина Скорби
Жрец Талана вышел из общего комплекса в сопровождении двух кряжистых охранников, которые очень торопились. Одеты эти воины были в стандартную одежду всадников, вооружены длинными копьями, которыми отталкивали встречных служащих и других воинов, и ничем не вызвали подозрения.
Троицу так никто ни о чем не спросил, они беспрепятственно вышли за охраняемую территорию и направились по тропинке, ведущей к кочевью. За пригорком их ждала одна лошадь, спрятанная там очень давно. Человек, который её караулил, мирно спал. Это был немой раб, родом откуда – то с севера. С этим жрецом у него был уговор, который он и выполнил.
Талана кинул возле него медную монету и увёл лошадь. Куда делись его охранники? Этого бы никто не понял, если бы по пути он не подобрал их обувь, одежду и оружие. Парни буквально испарились, на поясе у жреца прибавилось два звена из зубов в виде черепа. Объемный куль ему пришлось запихать в седельный мешок, а копья и мечи тут оставлять смысла не было. Всё это он тщательно упаковал. Он был голоден, потому что в Долине Скорби есть отказался. Местные жрецы добавляли в пищу и воду сок отравляющих растений, поэтому через некоторый период времени каждый посторонний посетитель должен был умереть в муках. Талана избежал этой участи, но оказалось, что отказываясь от еды в течение четырех дней, он потерял много сил. Его буквально шатало в разные стороны.
Теперь, найдя в мешке подсохшую лепешку с тмином и тёртой зеленью, он стал ломать её, чтобы немного насытиться. Там же он нашёл мацун в мешочке. Такую густую простоквашу, это было очень кстати. Холодный напиток взбодрил его, по усам потекли капли, он жадно выпил большую порцию, потом огляделся. Следовало поторопиться, иначе кто-нибудь заметит одинокого всадника и пожелает узнать, кто он и что делает один на дороге возле Долины Скорби. А это было крайне нежелательно, чужая одежда выдавала в нём местного жреца, который уже, наверное, умер от холода на его месте в глубокой яме.
Вылезти из ямы для обессиленного пленника было трудной задачей, но его два помощника быстро вскарабкались по отвесной стене, практически ни за что не цепляясь. Тяжелый жернов снизу они так же легко отодвинули, потом выбрались в коридор, спустили длинную веревку вниз, которой Талана обвязался сам. Одежду пришлось позаимствовать у настоящей охраны. Трупы побросали в пустые камеры. Ещё Талане пришлось одеть плащ местного жреца, которого они неожиданно встретили в начале путешествия.
Очередной исход
План выхода был составлен идеально. Те ворота, что выпустили обозы, охранялись молодыми воинами. Их начальнику старейшина предъявил огромный тотемный знак, который имел несколько различных значений. Всем было известно, что настоящие обозы должны были уйти к другим пастбищам, но чуть позже. Точных сроков знать наверняка никто не мог, поэтому этих всех людей пропустили.
Первое испытание. Впереди встретили небольшое кочевье, которое двигалось в другом направлении. Но всадники этого клана объехали и внимательно осмотрели незнакомый обоз. Они, конечно, знают, кто такие пригорцы. Они в курсе многих
Начальник клана нервничал, среди обоза не было ему ровни, а разговаривать с рабами и слугами он не мог. Он посылает слугу, чтобы тот просто соблюдал его право на воду в колодцах, которые они прошли раньше, так как он старше всех тут по роду.
Заявить право на воду, это обозначить десяток колодцев по всей округе, на которые он сейчас имел право. Теперь чужакам стоило придумать свой ход, чтобы он не обиделся и не потерял лицо. Старейшина все понял с полуслова.
– Передай, что мы хотим преподнести славному воину небольшой дар!
Он достал из-за пазухи тонкий серебряный цилиндр и велел разбить его на две части. Отдал обе в знак того, что не утаил ничего. Толмач довольный повернулся к хозяину и стал превозносить свои заслуги. Мол, страху понагнал, предлагали двух женщин. Отказался, мол, старые очень. Потом понял, что сболтнул лишнее, поправил себя.
– Я сказал, что хозяину ничего лишнего не надо, либо только он вправе решать, кто пьет воду, а кто нет. Хозяин – справедливый!
Он передал обе части в руки, сам пожалел, что вел себя неосмотрительно, что нельзя оставить одну себе. Молодой начальник не любил вождя Мадия, считал его уже старым и ленивым. На войну не собирает. Дочь умерла, спрятал ее как сына. И это не спасло. С парфийцами дела ведет, а они хуже собак.
– Пусть едут своей дорогой, колодцы пусть будут полными чистой воды. Да, пусть они знают, что я – справедливый.
Толмач сбегал к чужакам, передал все пожелание, замахал руками, как бы приказывая. Но больше ему понравилось то, что старик передал ему еще кусочек граненого серебра.
«Задираться не нужно, в степи всегда можно найти трудности на ровном месте!»
Пригоряне двинулись дальше. Это было сорок шесть огромных телег, запряженных быками и лошадьми. Свободный скот вели отдельно. Взрослые пастухи с собаками. Подростки помогали им.
«Чем дальше, тем проще, потом вопросов будут задавать меньше. Будем показывать знак, и все. Если только не будет погони».
А, тем не менее, погоня была. Несколько десятков вооруженных всадников спешили догнать этот обоз. По дороге некоторые постовые к ним присоединились, а те, кто был вынужден считаться с охромевшей вдруг лошадью, они отстали. Обычно в путь, как и в погоню, брали запасных лошадей, на которых пересаживались по очереди.
Перекресток. Тут следовало разделиться. Но Сань Го спросил следопытов, какой след самый свежий, и те честно ответили. Так погоня стала преследовать чужой обоз. Когда их нагнали, то чужак повел себя очень заносчиво. Повода к недовольству не было. Но молодой начальник не любил парфийцев. Людей, которых все считали за дальних родственников. Не любил он и особ, которые сильно вознеслись при дворе, но ни делом, ни отвагой своей ничего не доказали.
Он отказался сам разговаривать с Сань Го, а толмачу велел сказать, что они ничего не видели. Подозрения, что последние события имеют свою политическую подоплеку, уже закрались в его душу. Лошадей он также приказал не давать, сказал, что утром охотились, всех утомили.