Детка
Шрифт:
– Его убили?
Брат прикрыл веки в знак согласия. Факс целую неделю проплакала, запершись в шкафу. За все это время она не брала в рот ни крошки, не ходила по нужде, ни разу не изменила своей скорби – это был долгий безмолвный плач, облегчающий душу. Брат ее больше никогда не работал. Со временем он ловко притерся к Центру (тогда еще существовал этот знаменитый продовольственный магазин, где можно было покупать продукты на песо и куда очередь занимали за недели, а иногда за месяцы). Он перепродавал талоны, и это полулегальное дело приносило ему такой доход, с которым не могла равняться зарплата любого государственного служащего. Кроме того, он избавился от бессонницы, которая не давала ему возможности забыться. Все шло хорошо, пока в одно прекрасное утро полиция не решила разом покончить с такими, как он, ловкачами и не затолкала их в битком набитые зарешеченные машины. По дороге в каталажку каждого из задержанных обыскивали. Отнимали все подряд – от расчески до удостоверения личности. И надо же какая непруха – у брата Факс нашли необычную, вражескую банкноту, запачканную кровью, но не славной кровью защитников революции, щедро пролитой по всему острову, а менструальной кровью шлюшки, которая, прежде чем обменять, прятала
22
«Лицо со шрамом» (англ.).
Так – из последних сил – наша Факс закончила публичный сеанс автопсихоанализа. Народ вокруг с горестными восклицаниями плачет навзрыд, припав к парапету Малекона, парапету плача. А через секунду люди уже опять внимают несущемуся из репродукторов хриплому, уверенному голосу XXL, возвещающему о возобновлении карнавалов, запрещенных до сей поры. Никто не удивлен: пока существуют расстрелы, будут и карнавалы. Чтобы в промежутках между первыми можно было поразвлечься. Пока народ забывается в пьянстве, праздничные колесницы и их пышные свиты вновь отменяют. Уж такие хлипкие у нас мозги – мы без остатка растворяем память в самогоне или разливном пиве, выпиваем все до последней капли, а потом спускаем это дело с мочой, исторгаем память, которая если где и засядет, то только в почечном камне, чтобы потом отозваться недолгой коликой. Это наша слабинка, наш крест. Не успеешь оглянуться, а народ уже утирает слезы, быстренько перекладывает трагические истории на мотив конги, и через миг толпа, пританцовывая, двинется за колесницей профсоюза строителей и оркестром «Скорпион».
Все, кроме уже упомянутых соседей, запевают хором, чтобы стереть следы эфемерного прошлого азартом румбы. Фотокопировщица, Мечу и Пучу пытаются разжать зубы Факс, которая снова бьется в припадке падучей. Спускаются сумерки, и Кука Мартинес слушает доносящийся с высоты странный шум, как будто к луне приладили моторчик. Она смотрит на небо: мигающие огоньки самолета движутся в ночной темноте. И, как всякий раз, когда она видит самолет, что случается крайне редко, ее охватывает призрачная надежда на возвращение возлюбленного, по которому так тоскует ее душа. Он – ее спаситель и палач одновременно. Кука настраивается на игривый лад, размышляя о том, что неплохо бы приобрести вставную челюсть, покрасить седые волосы фиолетовой горечавкой, купить капель, чтобы подлечить воспаленные гланды, или пудры – на доллар, спрятанный под одеянием Богородицы Заступницы. Однако она тут же отгоняет эти неуместные мысли. Достав из-за выреза платья кружевной платочек, она вытирает пот со лба Факс. Почувствовав прилив вдохновения, Карукита начинает тихонько напевать. Голос ее похож на контральто Клары из знаменитого дуэта Клары и Марио, который выступает в телепрограмме «Вместе в девять» Эвы Родригес и Эктора Фраги или в «Добром вечере». При этом Кука вспоминает ностальгические времена Мирты и Рауля:
И море, зеркало моей души, видело, как измену твою оплакивал я в тиши.Потом она смотрит на бескрайний небосвод – самолет проглотила туча. Шарик в груди пульсирует, как испорченный семафор; Кука думает, что, возможно, это к дождю или к какому-нибудь доброму либо дурному известию. Пошарив в корзине, она достает небольшую фляжку с напитком домашнего приготовления и делает пару глотков. Потом предлагает подругам, которые с удовольствием соглашаются. К ним подходит какой-то тип и словно бы между прочим предлагает кокаин за доллары. Так как желающих не находится, он потихоньку исчезает в белом «ниссане», битком набитом лесбиянками и итальянскими педерастами. Подруги переходят проспект в направлении Рампы; Факс все еще дрожит, зубы у нее стучат, как кастаньеты. Не успевают подруги пройти и нескольких кварталов, как неподалеку от кино «Яра» Фотокопировщицу окликает некий тип с живописными длинными локонами, обесцвеченными перекисью на манер Ширли Темпл.
– Это ты, Фото? Ну и видок у тебя! А похудела как!
– Зато ты, Активист, у нас красавчик! Вы только посмотрите, какие кудри! Просто король! И где ты только достал перекись? Я уже тыщу лет ее в глаза не видела! Такие страсти – все парикмахерские позакрывали. Ну так рассказывай, Кудреватый Активист.
Кудреватый Активист – таково прозвище этого современного бюрократа, выряженного по последнему крику моду, с серьгой в ухе, жеманного до слащавости. Назвать его гомосексуалистом значит нанести тяжкое оскорбление всем гомосексуалистам. Скорее, это неопределенное нечто.
– Нечего рассказывать – купил в лавке Союза писателей и художников кубы. – Я пишу «куба» с маленькой буквы, потому что это действительно огромный перегонный куб, судя по количеству употребляемого тут алкоголя. – Впрочем, кончилась она моментально.
Кука Мартинес чувствует приступ дурноты; она задерживает дыхание, потом набирает полные легкие воздуха, и тошнота отступает. Мечунга и Пучунга слушают разговор, присев вместе с Факс на ступени перед входом в кинотеатр. Они не отходят от нее ни на шаг, боясь, что с ней снова случится обморок, но при этом мимоходом стараются то так, то эдак приласкать ее: подружки хоть и постарели, но отнюдь не изменили своим сексуальным пристрастиям. Кудреватый Активист изысканно жестикулирует, словно он сидит в ложе «Ла Скалы» и аплодирует пекинской опере, но при этом еще вынужден отгонять комаров. Наконец он задает коварный вопрос: чем компания собирается занять вечерок?
– Пойдем домой, посмотрим субботний фильм по «Омнивидео», – отвечает Фотокопировщица.
– Ну, девочки, что за скучища! И не думайте! Вы обязательно должны пойти со мной в дом другого Омнивидео – так называют одного моего приятеля, который устраивает вечеринки, какие и Карлосу Отеро не снились! Приглашаю вас на праздник божественных безумств! Вы непременно должны познакомиться с Ее Нижайшеством – вот повеселитесь. Вход стоит десять песо, но сегодня плачу я. Там чудо как интересно – неспроста теперь ни одного туриста не затянуть в «Тропикану». Говорю вам, девочки, она вышла из моды. Кому нужны эти прыщавые мулатки в рваных чулках. Мы у них перехватили самую шикарную публику. У нас есть даже травести – не упускайте момента! Полиция дала нам пробное разрешение, потому что надо создавать положительный имидж перед заграницей.
– Какой заграницей? – спрашивает Кука.
– Заграницей, зарубежьем. Нам предложили быть как «Сотомайор» – поднять престиж страны на неслыханную высоту, показать свою марку и побить все мировые рекорды.
– А пробное разрешение – это что значит? Наполовину запрещенное?
– Эх, бабуля, какая же ты любопытная! Да понятия не имею – не интересуюсь. Главное выжить, вписаться в момент.
Пятеро всадниц Апокалипсиса наотрез отказываются, но перед лицом такого натиска в конце концов уступают. Разумеется, их самих не привлекает убогая перспектива провести субботний вечер перед экраном телевизора, где по шестому каналу опять запустят фильм ужасов, в котором каждую секунду ведрами льется кровь. Факс, чья социал-демократически настроенная антенна улавливает новые веяния, полна энтузиазма: быть может, эта вечеринка вдохновит ее на что-нибудь продуктивное, и она наконец усядется писать автобиографию, за которую какое-нибудь американское издательство отвалит ей сумму с шестью нолями, в результате чего она сможет открыть ресторан для гурманов, хоть это и накладно из-за чрезмерно высоких налогов. Главное – любой ценой заработать денег; решив так, Факс начинает соображать, как похитрее надуть налоговую инспекцию. Мечу и Пучу готовы пожертвовать толстой и тонкой кишкой и вообще всеми внутренностями, чтобы только вернуться к своей прежней жизни – кабаретным романам и необременительному разврату, ведь уже несколько месяцев их мучает острый сексуальный голод. Фотокопировщица мечтает о сельской жизни, об опрощении, и конечно же о том, чтобы еще раз испытать себя, дабы определиться окончательно – функционирует или нет, несмотря на отсутствие яичников и месячных, ее женский воспроизводящий аппарат. Надо сказать, что Фотокопировщица страдает еще от одной небольшой проблемы: стоит ей расставить ноги, как из щелки у нее что-то выскакивает, словно чертик из табакерки. Из-за этого ей не раз случалось быть битой, так как мнительным партнерам казалось, будто она над ними издевается. И если бы речь шла только о нескольких оплеухах! Однажды она влюбилась в интеллигентного и вполне солидного журналиста с крошечным членом. Фото все никак не отваживалась на соитие, попросту говоря не решалась с ним перепихнуться, потому что прекрасно понимала, что произойдет. Все так и случилось, как она предвидела: не успела она раздвинуть ноги, как у нее – чертиком из табакерки – выскочил клитор, размером намного превосходящий пенис-клуб маломощного журналиста. Никто не знает, почему в тот же самый вечер рьяные представители народа-борцавытащили ее из дома и, хорошенько отбуцкав, поместили в лагерь для принудительных работ вместе со свидетелями Иеговы, гомосексуалистами и прочими преступными элементами. Разумеется, произошло это довольно давно, в годы ее юности. Никто не желал понимать, что виновата вовсе не она, а природа, снабдившая ее таким клитором. Кудреватый Активист клятвенно заверил всех, что, даже если это будет вечеринка для педиков, многие гетеросексуалы непременно захотят посетить ее из любопытства. Кука Мартинес устремила пристальный взгляд на небосвод, где вновь появляются огоньки самолета: того же или другого – какая разница. В любом случае это ненормально – страдать при виде каждого самолета. Чтобы отделаться от своих авиафантасмагорических переживаний, она соглашается отправиться на вечеринку в «Ла Бахесу».
Полуподпольный ночной клуб разместился прямо напротив Колумбовского кладбища. Это не нравится Куке Мартинес, которая всегда была щепетильной в таких вопросах и относилась к покойникам с крайним уважением, никогда не забывая ставить в маленькую вазу на буфете букетик белых цветов, чтобы духам умерших было спокойно и светло, чтобы они пребывали в мире и не отравляли людям жизнь. Омнивидео, владелец заведения, изготавливает – без лицензии – надгробные плиты. А так как мрамора в последнее время взять стало негде, он время от времени нанимает шайку, которая ворует надгробия, сделанные и проданные ими же самими накануне. По ночам он заново полирует их, стирает имена, ну а завтра будет завтра: новые покойники, новые плиты, новые венки.