Деточка. Потерянный рай

Грэг Елена

…И - от плавленого в микроволновке сыра! На родительской кухне долгожданная обновка. А у меня - обновки вкусов! Какие тефтели после напрягшей мышцы тренировки? Какие не съеденные от конкурсного волнения бутерброды? Теперь можно все! Янтарные блестки масла на еще теплом батоне. Можно сверху - и стразы сахара.

Зеркало, зеркало на стене… В просторной прихожей оживление: манящие приключениями сборы на летний отдых. Пластмассовая большая девочка с песочными часами талии задорно собирает чемодан

из плотной бархатистой бумаги. Хрупкость негнущихся кукольных суставов сверяет осколок зеркала в кружеве салфетки.

Ворохи спутанных ниток - сценарии сбившихся с пути мыслей… До конца лагерной смены еще неделя, значит, я - полновластная хозяйка детской! Выхожу за пределы границы: появился доступ к нишам сестриного шкафа - свобода передвижения для кукол. Нижний ярус - кабина автомобиля. Что-то шикарное, вроде «Ягуара»: кропотливо вырезаны ножницами наклейки на сидениях - пригодились детские кубики, воображение дорисовало руль и рычаги управления для дружка куклы - черноглазого игрушечного парня.

– Бэби, у нас все получится! Мы выступим на этом конкурсе. Верь мне!
–  подсмотрела когда-то в «Грязных танцах» - культовом фильме для танцоров.

– Ну наконец-то ты перестал видеть во мне дочку богатого папочки! Я всем докажу, что не только поэт, но и танцовщица!
–  додумывать сценарии с куклами забавнее, чем с вожатым в лагере… Стоп.

Играю весь остаток лета, каждый день, с утра до вечера. Нет двора, нет прогулок - когда и были - нет даже книг. Играю сидя на полу, практически без движения - неизбежно растет вправо стрелка на механических весах. Набираются быстро один – пять – семь килограммов. В мире фантазий сбиваются с пути, соскальзывают в водоворот повторов несбывшиеся сценарии, как осколочные звуки с заезженной кассеты. Примеряет новые наряды – кукла. Танцует – кукла. Побеждает на конкурсах – кукла…

Если сейчас меня спросить, был ли шанс у реальной жизни, я вспомню о нежданном подарке, спасительной соломинке – о Чемпионе. Пронзающий уголь исподлобья, отточенный рельеф сильных, уже не мальчишечьих, рук, хлесткий ритм стремительной походки - вся эта недосягаемость могла бы вскружить голову, если бы не вздернутый нос. Мне оставалось тайком шпионить за ним из угла раздевалки - а она бесконечно пилила его из-за стертого каблука или неполучившейся прически.

Безнадежно тонет в памяти день нашей встречи после той, еще танцевальной, жизни. Помню, что ненадолго оставила пластмассовых свидетелей своих грез в Baby Doll, ждала автобуса на реальной, обычной улице. Уже подступало время, когда она казалась невозвышенной, обыденной, время, когда ехать было некуда. Увидела Чемпиона случайно, впилась глазами, узнала сразу. Заручаюсь поддержкой еще стройной тени в облегающих джинсах, набираю побольше воздуха

и - в угольный омут.

– Вы… ты… меня, наверно, не помнишь. Студия Х два года назад … уже почти три…

– На вашем - твоем месте я не был бы так уверен, - добродушное тление сверху вниз. А мне не то, что вывернуть такой словесный пируэт, - даже понять его смысл трудно.

Теперь уже студент университета, продолжает танцевать с легкими, воздушными, среди которых мне больше нет места. Но отчаянное любопытство берет свое, подкупает искренний смех, и я на время забываю о Baby Doll.

А потом была почти космическая прогулка под расстилающимся каскадом звездного неба - первая в моей жизни с таким взрослым, и вообще с кавалером. Позднейший сеанс кино, убегает вереница ненавязчивой болтовни. Любимый фильм?
–  конечно, «Австралийское танго»! Первое музыкальное увлечение?
–  конечно, Майкл Джексон! Мы на одной волне, грациозно, по-взрослому, плывем с общими впечатлениями и уже тогда отчетливо понятно, что не с общими мечтами, не с общим будущим. Но… Шаловливый трепет ветреного прикосновения - ничего не обещающего, мимолетного - к моим еще гладким волосам. Вздернутый нос щекочет растерянно нахмуренный лоб - мне пятнадцать лет, и я не знаю, как вести себя в таких ситуациях. Я и теперь благодарна, что он не рискнул отыскать мои неумело покрасневшие губы.

А через пару месяцев - в самом разгаре игры - пронизывает врасплох звонок домашнего телефона:

– Заяц, как насчет тебя выгулять?
–  а как еще ко мне обращаться: мне пятнадцать лет, и я не знаю …

Что-то неуклюже лопочу, пытаюсь оправдываться, трусливо юлить - карнавал подбадривающих звуков:

– Надумаешь - выгулка в силе!

…Если отекшие от долгого сидения ноги промокнуть салфеткой - той, которой промакивала лоснящиеся маслянистым расплавленным сыром губы, - кажется, что вокруг опрятней. Липкими пальцами - по засаленным волосам: до ванной в накатывающей терпкой лени не доплыть.

На лоскуток-ранку изрезанного танцевального платья пришиваю заветное перышко - последнее из коллекции уже почти забытых трофеев. Последнее мерцание блестки - на заколку в куклячьи мочалочные волосы.

– Скотти, вы обязательно победите! Недаром я платье прихватила!
–  это толстуха из «Австралийского танго».

Облегает песочные часы пластмассовой талии атлас, струится в победном танце. Тонкая, с выпирающими суставами, рука - воспоминание о моих, теперь уже безвозвратно отяжелевших, плеточках - в нежном мысе уже не мальчишечьих рук… Если взять черную гелевую ручку, из дружка Барби выйдет юноша с искрящимися угольками. Задорно вздернутый нос и лучики улыбки легко можно домыслить, не всплывая со дна Baby Doll.

Конец ознакомительного фрагмента.