Детонатор
Шрифт:
Кабинет Королева, предоставленный в их распоряжение, был залит призрачным розовым светом, и две включенные настольные лампы казались нелепыми и ненужными. Комаровский настежь распахнул окно, впуская в комнату свежий воздух, весенние ароматы и щебет птиц. Ветерок шевелил бумажную листву документов, разложенных на столе.
— Ну что, полковник, — спросил Комаровский, закончив разминку, — пора выпускать жало?
— Самое время, Валентин Сергеевич, — согласился Левич.
Проработав в Управлении не один год, он прекрасно понял, что имеется в виду. Речь шла о задействовании боевой группы спецподразделения «Оса». Это означало,
Боевая операция! Всякий раз, когда она начиналась, полковник Левич чувствовал ту тревожную приподнятость, которая хорошо знакома военным, услышавшим первые выстрелы и разрывы снарядов. Похоже, подобное волнение охватило и генерала Комаровского, меряющего тесный кабинет широкими, размашистыми шагами и отшвыривающего стулья, постоянно возникающие на пути.
Прогулявшись так раз десять, он распорядился:
— Открывай блокнот. Записывай.
— Слушаю, — деловито произнес Левич, беря ручку на изготовку.
— С целью уничтожения двух террористических групп под командованием Лейтиса и Сердюка приказываю приступить к выполнению операции «Зарево»… Сформировать и укомплектовать боевую группу в составе…
Демонстрируя феноменальную память, генерал принялся поименно перечислять бойцов, которые уже не раз участвовали в подобных операциях, проявив себя самым лучшим образом.
Командиром был назначен майор Кузьмин, имевший позывной Первый. Этот офицер отличался редкостным бесстрашием и невероятно быстрой реакцией, позволяющей ему чуть ли не пули на лету ловить. Он имел пять боевых наград и холостяцкую квартиру, поскольку жена, забрав дочку, ушла к бизнесмену. Это произошло давно, но обида до сих пор читалась во взгляде Кузьмина, когда он смотрел на женщин. Глухая обида и непонимание.
Его заместитель, капитан Захаров, отзывался на оперативную кличку Захар и был мастером спорта по боевому самбо. Росту он был невысокого, плечи имел борцовские, чуть покатые, а потому не внушал опасения здоровенным голосистым мужикам и парням, которые дебоширили в общественном транспорте или на улице. Разговор с ними у Захара был короткий: швырнет оземь, скрутит и заставит прощения просить, а кто не желает, тому прямая дорога в ближайшее отделение полиции. Помимо наведения порядка в городе, любил капитан читать, и в девяти случаях из десяти это была его настольная книга «Похождения бравого солдата Швейка». Открывая ее на любой странице, он почти сразу начинал хохотать и зачитывать понравившиеся отрывки окружающим, за что снискал себе славу весельчака и балагура.
А вот старший лейтенант Максим Рыбаков, он же Рыбак, читал все больше серьезную философско-религиозную литературу и мог по памяти цитировать любимых авторов, от Ницше до Бердяева. Это не мешало ему назубок знать тактику ведения боя и умело применять ее на практике. В обращении с реактивным противотанковым гранатометом ему не было равных, а из автомата он стрелял так, что некоторые подчиненные считали, что без колдовства тут не обходится.
Впрочем, все стрелки, отобранные генералом для участия в операции, были отменные, опытные, сплоченные. Левич питал особое расположение к старлею Архипову, с которым близко сошелся, когда брали одну банду, засевшую в подвале Адлера. Архипов, или Архип, как его звали бойцы, не увлекался ни философией, ни литературой,
Так считал старший лейтенант Лазарев, или Лазарь, пулеметчик. Свой ПК он был готов разбирать, шлифовать и маслить чуть ли не ежедневно, буквально сдувая пылинки с каждой детали.
С таким же пиететом относился к своей рации стрелок-связист лейтенант Лихачов, который мастерски управлял БТРом, за что получил прозвище Лихач.
Его закадычным другом был врач капитан Чернов, прозванный Черным. Вместе они ездили на рыбалку, катали шары в боулинге, посещали по выходным сауну. Жены их за столь крепкую мужскую дружбу не пилили, потому что женами ни тот, ни другой не обзавелись и пока что не собирались.
Такой же парой неразлейвода были два снайпера группы — прапорщик Дроздов и Орлов. У них даже прозвища получились в чем-то сходные, птичьи: Дрозд и Орел. Они были стрелки от Бога, но в мастерстве своем не могли сравняться с сержантом Прохоровым, за которым закрепилась по понятным причинам не только кличка Прохор, но и Ликвидатор.
Четвертый снайпер, Фомин, по кличке Фома-неверующий, держался особняком, всегда был замкнут, а оживлялся лишь после выпивки, начиная подсчитывать, сколько врагов он уничтожил из своего «винтореза».
Ну а четвертый по счету, прапорщик Мухин, он же Муха, был сапером, о чем свидетельствовали обрубки пальцев на левой руке. Он слегка заикался и плохо спал, просыпаясь от того, что регулярно вскрикивает или вздрагивает.
Самым младшим в группе был сержант Соболев, которому очень шло прозвище Соболь, поскольку его густые темные волосы походили на меховую шапку, а сам он был юрким, гибким и вертким, способным незаметно подкрасться к противнику и днем, и ночью, чтобы пустить в ход свой грозный гранатомет РПГ-7.
Такая вот подобралась компания, грозная и удалая.
Перечислив всех, генерал Комаровский провел ладонью по лицу, словно убирая невидимую паутину.
— Устал, — признался он. — Просто чертовски устал.
— Вам бы отдохнуть, — сказал Левич, у которого от долгого бодрствования началась резь в глазах и разболелась печень.
— Да, соснуть часика три не мешает, — согласился Комаровский, подходя к окну, за которым было уже совсем светло. — Но не больше, полковник.
— Поезжайте в гостиницу и ложитесь. Я вас разбужу, Валентин Сергеевич.
— Тебе тоже необходимо поспать, полковник. А сперва позавтракать бы неплохо. Ты как, Андрей Викторович?
Польщенный не просто фамильярным, а по-настоящему дружеским обращением, Левич кивнул:
— Я с превеликим удовольствием.
— А для аппетита у нас аперитив имеется, — торжественно провозгласил Комаровский, вытаскивая из внутреннего кармана пиджака плоскую, элегантно изогнутую серебряную флягу со свинчивающимся колпачком. — Коньяк, — объявил он. — Настоящий, грузинский. Из лучших подвалов. Помнишь, как чуть до Тбилиси не дошли?