Детонепробиваемая
Шрифт:
Выхожу из системы и, полная решимости сесть за работу, возвращаюсь за кухонный стол. Приказываю себе не прослушивать послания Бена. Довольно и того, что я гуглила его подружку. Но после двадцатиминутного перечитывания одного и того же абзаца сдаюсь и включаю голосовую почту. В первом сообщении Бен сама деловитость. Он кратко говорит: «Клаудия, это Бен. Пожалуйста, перезвони мне».
Во втором сообщении он произносит почти то же самое, слово в слово, но затем, помолчав пару секунд, добавляет: «Был рад повидать тебя. Очень рад».
Он говорит искренне и словно бы с ноткой
Бен отвечает на четвертом гудке, и не успеваю я сказать «привет», как он произносит мое имя, ласково и нежно: Клаудия. Вздрагиваю, но приказываю себе не поддаваться сантиментам. Это бессмысленно.
– Привет, Бен, – говорю я, стараясь держаться непринужденно. – Послушай, мне очень жаль, что я вот так нагрянула. Не думала, что помешаю.
– Ты ничему не помешала, – быстро отвечает он.
Хмыкаю так, словно хочу сказать, что наверняка чему-то помешала.
– Такер всего лишь друг, – сообщает он.
– Угу, – вторю я.
– Это вовсе не то, – настаивает Бен. – Мы просто бегаем вместе. Вот и все.
– Не важно. Это не мое дело, – говорю я, слегка переборщив с пылом. Не хочу выказывать горечь обиды. Меньше всего я хочу казаться обиженной.
– Это вовсе не то, – упрямится он. – Серьезно. Не то.
– Хорошо, – соглашаюсь я.
После затянувшейся паузы Бен спрашивает:
– Ты приходила о чем-то поговорить?
– Нет. Просто была по соседству и решила зайти поздороваться.
– Клаудия. Брось!
– Что?
– Поговори со мной, – просит он, почти шепчет.
Сердце громко стучит, отдаваясь в ушах, и я не могу произнести ни слова. Даже не могу сообразить, какие слова тут подойдут.
– У тебя все хорошо? – интересуется Бен.
– Да, все хорошо, – вру я. – Просто не знаю…
– Скажи, – настаивает он. – Скажи мне.
– Не знаю… Я тут подумала, верно ли мы поступили?
Он выдыхает:
– Порой я и сам не знаю. Я так по тебе скучаю.
Хочу сказать, что тоже по нему скучаю, но передумываю и со смехом замечаю:
– Да, в разводных делах мало приятного.
Где-то с минуту молчим, затем Бен говорит:
– Не хочешь приехать? Посмотрим киношку или еще что-нибудь придумаем.
Чувствую, как по рукам и ногам побежали мурашки, однако отнекиваюсь:
– Не думаю, что это хорошая идея.
Уверена, что поступаю правильно, но ненавижу себя за эти слова. Больше всего на свете я хочу вернуться в мой старый дом, сесть на тахту рядом Беном и посмотреть какой-нибудь фильм. В это мгновение я скучаю по нашей с Беном дружбе больше, чем по чему-либо еще.
Что-то во мне надеется, что Бен настоит на своем, но он сдается:
– Может, ты и права.
– Да, –
– Хорошо, – произносит он.
– Ну, мне, пожалуй, пора, – говорю я, а на глаза наворачиваются слезы.
– Да. До свидания, Клаудия, – нежно прощается он. – Всего хорошего.
– И тебе, – отвечаю я, ощущая внутри невероятную пустоту. Еще никогда мне не было так тоскливо и одиноко. Нажав отбой, приказываю себе запомнить эту боль в груди на случай, если когда-нибудь меня снова осенит идея встретиться с Беном. Не хочу вспоминать о том, чего я лишилась.
* * * * *
Джесс возвращается на следующее утро после ночного перелета и вваливается ко мне в спальню. Вертихвостка, что и говорить.
– Как хорошо, что ты проснулась! – восклицает она, подбегая и плюхаясь в изножье моей кровати.
– Что такое? – бормочу я, пока яркий образ Такер из сна сменяется отчетливым фокусом реальности. – Как поездка?
Джесс поет:
– Трей уходит от жены!
– Это же здорово! – говорю я нарочито бодрым голосом. Мне сложно выказывать энтузиазм, когда речь идет о разводе.
– Он известит ее на этой неделе, – делится Джесс. – В пятницу она с подругами собирается в ежегодную поездку на взморье, и он хочет сообщить о разводе перед самым ее отъездом.
«Какой чуткий! – думаю я. – Девушкам будет, что обсудить». Но вслух интересуюсь:
– А что потом?
– А ты как думаешь, «что потом»? – улыбается она.
Я знаю, что Джесс нуждается в моем одобрении, как все одинокие женщины нуждаются в поддержке лучших друзей. Как я сейчас нуждаюсь в ее поддержке.
– Я имею в виду, что с переездом? Он переберется в Нью-Йорк?
– Этот вопрос мы еще не обсуждали, – отмахивается она.
– А, – мычу я, затем беспокоюсь, что отвечаю без должного ликования. Меньше всего я хочу испортить Джесс праздник, особенно потому, что за последние десять с лишним лет каждый из таких праздников в конце концов был испорчен. Да и к тому же, что бы я ни сказала, это ничего не изменит, поэтому с меня не убудет, если я окажу Джесс поддержку. Иногда нужно, чтобы кто-то просто был рядом и радовался или грустил заодно с тобой. Тем не менее меня гложет недоброе предчувствие по поводу Трея. За редким исключением я твердо верю в пословицу «Предавший однажды предаст не единожды».
Джесс, наверное, чувствует мой скептический настрой, поскольку спрашивает:
– Тебе он не нравится, верно?
– Я его не знаю, – поспешно отпираюсь я. – Я просто его не знаю.
– Признайся, – настаивает она.
Помявшись немного, я говорю:
– Думаешь, ты когда-нибудь сможешь полностью ему доверять?
– Мы по уши влюблены друг в друга, – отвечает Джесс, но вопрос-то был не в этом. Ведь любить можно и того, кому не доверяешь. – Он – моя родственная душа.
Ноги слабеют от этих слов: «родственная душа». Тех самых слов, которыми я когда-то описывала свои отношения с Беном. Нет в мире лучшего чувства, чем вера в то, что встретил родственную душу. Это совершеннейшая эйфория. Своего рода полная противоположность тому, что я испытываю сейчас.