Детская игра
Шрифт:
— О'кей, Генри, — произнес Огильби, ставя точку в их разговоре. — Хороший улов!
Генри остался настолько доволен собой, что, уходя, чуть было не забыл о своем сходстве с Робертом Редфордом.
Интерес к завещанию на этом не иссяк.
Несколькими часами позже зазвонил телефон в одной из квартир в северной части Лидса, недалеко от университета. Беседа была короткой и осторожной.
— Я слушаю!
— Кое-что в «Ивнинг пост» может заинтересовать вас. «Женщины за Империю», этот небольшой кружок любительниц
— Знаю.
— Неужели?
— Да, вы, как всегда, опоздали с новостью. Об этом уже давно позаботились.
— О, в таком случае извините.
— Ну что вы, ничего, спасибо, что позвонили. Вы говорите из телефонной будки?
— Нет.
— Прекрасно. Но часто звонить сюда не следует. До свидания!
— Пошла к черту! — злобно выругался звонивший, когда в трубке послышались гудки. — Высокомерная сука!
Сержант Уилд лежал на диване в своей небольшой квартирке в пригороде и тщетно силился заснуть. «Ивнинг пост» с новостями о завещании и вандалах в театре валялась непрочитанной на полу в холле, а растаявшие кубики льда в стакане виски, которое он так и не пригубил, разбавили его настолько, что из густо-янтарного напиток превратился в бледно-соломенный.
Уилд думал о Морисе Итоне. Поразительно, как редко он вспоминал о нем в последнее время! Любовники под поющими небесами мая, однажды они чуть не пришли к решению, очень важному в то время, в том месте и в тех обстоятельствах, — открыто поселиться вместе. Но Морис, работавший на почте, неожиданно был переведен на север, в Ньюкасл.
Тогда это казалось компромиссным решением, посланным самим Богом: Ньюкасл был достаточно близко, чтобы встречаться регулярно, и в то же время достаточно далеко, чтобы их с Морисом стремление завести общий дом превратилось в географическую проблему.
Но даже небольшие расстояния ведут к большим разочарованиям. Уилд когда-то гордился своей неистовой верностью Морису, сейчас же она представлялась ему разновидностью эгоцентризма. С чувством удивления и стыда он вспомнил полуистерический взрыв ревности, когда Морис признался, что встречается с другим. Полчаса Уилд не мог справиться с эмоциями, которые он подавлял в себе долгие годы. С того дня он больше ни разу не видел Мориса.
Единственным человеком, догадавшимся о том, что ему пришлось пережить, была его сестра Мери. Они тогда не говорили о сексуальных наклонностях Уилда, но их связывало понимание, проникнутое любовью. Через два года после того, как он порвал с Морисом, Мери тоже уехала из Йоркшира. Когда ее мужа уволили со службы, он решил, что Канада сулит его семье больше надежды, чем никчемная Англия.
Теперь Уилд был одинок. И остался один, не поддаваясь никаким искушениям. Сейчас он относился к своим физическим и эмоциональным особенностям как к какому-то физиологическому недостатку вроде алкоголизма, побороть который можно лишь полным воздержанием.
Изредка у Уилда случались кризисы, но в первую
Он снова мысленно вернулся к их разговору, как будто читал протокол допроса в полицейском участке.
— Где ты встретил Мориса?
— В Лондоне.
— В Лондоне?
— Да. Он приехал туда с Севера пару лет назад, ты не знал об этом? — Этот вопрос можно было и не задавать, парень прекрасно знал ответ на него.
Уилд спросил:
— Новая работа? Он все еще служит на почте?
— Нет, в «Бритиш телеком». Разъезжает по всей стране.
— У него… все в порядке?
Вероятно, ему не следовало выказывать любопытства, пусть и в такой приглушенной форме. Парень улыбнулся в ответ.
— Да, у него все хорошо. Лучше, чем когда бы то ни было, так он говорит. Ты же знаешь — в Лондоне совсем другая жизнь. На Севере, как любил повторять Морис, по календарю могут быть и восьмидесятые годы, но у людей там сохраняется менталитет гетто, понимаешь, что я имею в виду? Что касается меня, это первый раз, когда я выбрался куда-то дальше Уэмбли!
— Вот как? А зачем?
— Что «зачем»?
— Почему ты решил попутешествовать, парень? Разыскиваешь Соломоновы копи?
— Пардон? Ты хочешь сказать — угольные копи?
— Ладно, забудь об этом. Просто скажи, с какой стати ты приехал сюда?
Юноша замешкался с ответом. Уилд понял, что тот колеблется, не зная, какое решение принять, что лучше — продаться задешево или задорого, иметь свободу действий или заняться шантажом.
— Просто подумал, не переменить ли обстановку, — произнес наконец Шерман. — Мы с Морисом решили отдохнуть друг от друга.
— Вы жили вместе?
— Да. — Юнец понимающе ухмыльнулся. — Вам ведь не удалось это, насколько я знаю. Морис говорил, что вы всегда боялись соседей. Вот почему ему нравится жить в Лондоне. Никому нет дела, кто с кем трахается!
— Так ты решил приехать в Йоркшир и повидать меня? — спросил Уилд.
— Нет! Я просто путешествовал автостопом и оказался сегодня здесь, а, вспомнив, что ты живешь где-то рядом, сказал себе: «Привет, почему бы тебе не повидать старого приятеля Мориса и не поприветствовать его?» Вот и все.
Звучало не очень убедительно, но даже если это и было правдой, Уилд не был склонен верить этому. Те, кто путешествует автостопом, обычно не высаживаются на автостанциях.
— Значит, Морис рассказал тебе все обо мне?
— О да, — заявил Шерман уверенно. — Однажды ночью в постели он показывал мне фотографии, я спросил: «Кто это?» — и он поведал мне о тебе, и о том, что между вами было, и о том, что вы должны были держать это в секрете, так как ты был копом, и все прочее!
Настоящая боль пришла только теперь. Боль от предательства. Острая и жгучая; такая же, как в тот первый раз, — старая рана, которую снова разбередили.
— Приятно услышать о старых друзьях, — произнес Уилд мягко. — Сколько ты собираешься пробыть здесь, Клифф?