Детская комната
Шрифт:
Анатолий извлек из кармана небольшой лист бумаги и разложил перед коллегой.
– Пункт номер три, – едва глянув на листок, приговорила Глушенкова.
– Электрочайник, – удивился Панфилов. – Но почему? Мы склонялись к набору инструментов…
– Тоже мне, сыщики! – усмехнулась Глушенкова. – Наш шеф вот уже две недели рассказывает каждому встречному, что у него дома случилось короткое замыкание и сгорел электрочайник. Что это, как не намек?
– Гениально! – воскликнул Анатолий и задумчиво взглянул на листок. – Тогда надо посчитать. Нас двадцать шесть человек, приличный
Валентина порылась в столе, вынула и включила аппаратик. Но ответ пришел раньше.
– Сорок восемь рублей, – объявил Кузьма.
– Ага! И тридцать копеек! – недоверчиво усмехнулся Панфилов.
– Не тридцать, а семь, – уточнил подросток. – Просто я округлил. Думал, вас копейки не интересуют.
Глушенкова проверила подсчет юного математика на калькуляторе и удивилась.
– А ведь верно: сорок восемь рублей семь копеек, – сказала она. – А давай еще в делении поупражняемся?
– Легко…
– Сколько будет три тысячи пятьсот поделить на семьдесят девять?
– Сорок четыре целых и три десятых, – почти тут же ответил Кузьма.
– А семь тысяч триста на девяносто два?
– Семьдесят девять целых и тридцать четыре сотых.
– А в умножении ты так же силен? – спросил Панфилов, забирая у Валентины калькулятор.
– Умножать у меня получается еще лучше, – похвастался Кузьма.
– Сейчас проверим…
В течение получаса мальчик демонстрировал свое мастерство двум взрослым милиционерам. Иногда ошибался, но ненамного. В конце представления Панфилов заявил:
– С тобой, парень, хорошо в казино играть! Как ты это делаешь?
Подросток пожал плечами.
– Тебе бы в спецшколу с математическим уклоном! – сказала Глушенкова. – Твои родители об этом не думали?
– Нет… Роза Дмитриевна, училка по математике, в прошлом году куда-то звонила, но ей там сказали, что теперь у них только платное обучение.
– Значит, родители не могут платить за твое обучение?
– У меня одна мать. А отчим – жлоб, за копейку удавится!
После этих слов для Глушенковой многое прояснилось.
– Скажи, Кузьма, отчим к тебе плохо относится, да? Из-за него ты и убежал из дому? – спросила она.
Подросток ничего не ответил, но на глаза навернулись слезы.
– Ты не бойся. Я тебе обязательно помогу…
Говоря так, Глушенкова ничуть не лукавила. Она вправду хотела помочь, хотела и могла, иначе она не считалась бы одной из лучших в своей профессии. Но чтобы помочь, следовало досконально разобраться в причинах побега. И немедленно.
Валентина выразительно посмотрела на Анатолия, и тот тут же вышел.
– Вот что, Кузьма, садись-ка поближе, – сказала Глушенкова и достала из стола пакетик с соленым печеньем. – Будем пить чай и говорить по душам. Крекеры, надеюсь, любишь?
Червяки
Команда «отбой» прозвучала почти три часа назад, но Кузьма не спал. Все его прежние «исчезновения» редко длились более суток. Впервые в жизни Кузьма проводил время так долго вне домашних
– Эй, на верхней шконке? – вдруг донесся снизу голос неугомонного Юрки-Шнурка.
– Чего тебе? – лениво спросил Кузьма. Ему вовсе не хотелось ни с кем разговаривать, тем более с болтливым Шнурком.
– О чем это вы там так долго терли?
– Что терли? – не понял Кузьма.
– Ну, ты и тормоз! – фыркнул Шнурок. – Я спрашиваю, о чем ты базарил с инспекторшей? Нас, что ли, сдавал?
– Отстань от него! – вдруг донесся голос Пули. – Если б он нас сдал, мы бы сейчас не здесь, на шконках, расслаблялись, а в изоляторе, блин, парились.
– А чем же они там занимались целый час? – не унимался Шнурок. – Сексом, что ли?
Над шуткой засмеялись человек десять, не меньше. Кузьма и не думал, что вокруг так много бодрствующих.
– А инспекторша, между прочим, ничего! – заявил из темноты чей-то голосок, совсем еще детский. – Я б с ней зажег!
– Тоже мне! – усмехнулся Шнурок. – У тебя зажигалка то выросла?
Над этой шуткой засмеялось уже человек двадцать. Похоже, в помещении никто не спал.
– Знаю я, о чем они терли… по душам разговаривали! – сказал вдруг Пуля. – Только фигня все это! Мусора, блин, все одинаковы. Чаем напоят, пожрать дадут. Притворятся, что ты дороже всех на свете. Все выспросят, все разнюхают, а как анкетку заполнят, так и с глаз долой.
Услышав это, Кузьма содрогнулся. Его отношение к инспектору Глушенковой дало трещинку.
– Ты, Кузя, ментам не верь, – продолжал Пуля. – Ты для них не человек, а цифра в отчете. Записали тебя, завели карточку – вот и помогли. Верно, пацаны?
– Правильно! Точно! Так и есть, в натуре! – послышалось со всех сторон.
– Слыхал, Кузя? Все пацаны согласны! Так что не будь лохом. Выкинь, блин, из башки, что инспекторша наговорила… Че она там тебе плела? Типа, завтра она свяжется с твоей любимой мамулей, а та обрадуется, приедет за тобой и заберет домой? Угадал?
– Да…
– Ага, щас! – рассмеялся Пуля. – Завтра и послезавтра – нерабочие дни. В праздники ради тебя никто напрягаться не станет! Так что париться тебе здесь суток трое, блин! И вообще, еще вопрос, нужен ли ты своей мамаше. Ты ведь из дома нарезал не от хорошей жизни?.. Да ведь, Кузя? Колись давай, че в бега подался?
Кузьма не мог ничего сказать. Он с трудом сдерживал слезы.
– Ну, не хочешь говорить, блин, как хочешь…
– А у меня родители в автокатастрофе погибли, – сказал чей-то голос из темноты. – Они на «бумере» с Юга летели под сто двадцать, а им на встречку – «Камаз»…