Детская комната
Шрифт:
Пуля наградил товарища суровым взглядом. – Да ладно тебе, – отмахнулся Тит. – Тоже мне, военная тайна…
Кузьма повернул голову и увидел выдолбленную в бетоне круглую дыру диаметром не больше полуметра. Дыра была заткнута тряпкой. Кузьма машинально потянул за клок, и тряпица легко вывалилась из дыры, открыв черную горловину. В нос ударил гнусный запах, и Кузьма поспешно вернул затычку на место.
– Там же узко, – сказал он. – Человек нипочем не пролезет…
– Взрослый не пролезет, – уточнил Тит. – А вот мы – запросто.
Кузьма сильно сомневался,
– Доставайте кружки, пацаны! Чай поспел!
Команда Шнурка положила начало сказочным превращениям. Из красивой и прочной картонной коробки от японского телевизора тут же собрали стол. На столе появились продукты, большинство из которых Кузьма видел только в телевизионных рекламах: кексы, печенья, рулеты, чипсы, орешки, шоколадные батончики. Ему даже подумалось, что «червяки» недавно подломали продуктовый ларек.
– Хавай, Кузя, не стесняйся! – пригласил Пуля, а Шнурок сунул ему большую кружку с чаем.
Первым делом Кузьма решил попробовать чипсы с усатым мужиком на этикетке. Он знал, что они стоят дорого, поэтому никогда не просил их ни у матери, ни уж тем более у отчима. Чипсы оказались вкусными, но со странным керосиновым привкусом. Он обнюхал коробку, потом свои руки. Запах шел именно от них.
– Тряпка, которую ты хватал, пропитана керосином, – пояснил сидевший рядом Тит.
– А зачем?
– Крысы его не любят.
– Крысы?! – испугался Кузьма. – Тут есть крысы?
– Приходят иногда из канализации, – спокойно сказал Тит.
Кузьма продолжил трапезу, но уже с меньшим удовольствием. Ему казалось, что за спиной кто-то ползает. Впрочем, чаепитие было недолгим, и это несколько удивило Кузьму. Он ожидал бурного обсуждения перипетий последних дней. Событий ведь хватало: и арест, и КПЗ, и отдел, и спецприемник, и побег. Но все это, видимо, было так привычно «червякам», что все обсуждение ограничилось парой колких шуточек в адрес нерасторопных милиционеров. Минут через пятнадцать все разбрелись по импровизированным картонным койкам. Кузьма постарался пристроиться подальше от дыры. Он собирался не спать до самого утра, чтобы в случае чего дать крысам отпор, но едва закрыл глаза, как тут же и провалился в сон.
«Потерянные» родители
Если смотреть со стороны, выходной день у инспектора Валентины Глушенковой выглядел довольно странно. Ровно в девять она явилась на работу, что само по себе подозрительно, просидела в своем кабинете почти два часа, пару раз позвонила по телефону, после чего вышла на улицу, купила в ближайшем киоске журнал и снова вернулась в кабинет. Когда перевалило за полдень, дежуривший по отделу капитан Панфилов не выдержал и постучался к Глушенковой.
– Входи, Толя, – Валентина встретила друга улыбкой. – А я-то все думала, когда же ты ко мне явишься!
– Ты случайно не…
– У меня все нормально, – поспешила
– Так почему же ты здесь? – удивился Панфилов.
– У меня на девять была назначена встреча. Я так думала…
– А с кем?
– С родителями одного мальчика…
– Случайно, не юного ли математика?
– Его самого, – Глушенкова тяжело вздохнула. – Не понимаю, почему их нет до сих пор. Я вчера позвонила участковому в Тумботино и сообщила, что мальчик нашелся и его можно забрать сегодня в девять. Тот, кстати, сильно удивился. Оказалось, никто не заявлял о пропаже.
– Не повезло парню, – вздохнул и Панфилов. – Кто у него родители? Конченные алкоголики?
– Нет, но, как сказал участковый, сложные…
– А может, он просто забыл сообщить или время перепутал?
– В том-то и дело, что не забыл и не перепутал. Я недавно звонила, проверяла.
– Празднуют, наверное, – предположил Анатолий. – А чего ты так волнуешься? Ну, посидит твой математик пару дней в распределителе. Ничего с ним не случится.
– Понимаешь, Толя, я ему слово дала, что завтра… то есть уже сегодня, он будет на свободе. А еще я обещала разобраться с его излишне активным отчимом.
– Что, бьет парня?
– Причем регулярно! – Глушенкова стиснула кулаки. – Но ничего, у меня к таким бойцам подход имеется!
Тут в дверь робко постучали.
– Войдите, – сказала Валентина.
В кабинет зашла женщина неопределенного возраста в старом, но хорошо сохранившемся цигейковом полушубке, шали и ботах «прощай, молодость».
– Я по поводу сына… Кузяева Кузьмы, – сказала она.
– Раздевайтесь, проходите, садитесь…
Пока гостья снимала верхнюю одежду и располагала ее на вешалке, Панфилов тихо удалился.
– А где ваш муж? – спросила Валентина. – Я же просила приехать с ним.
– Федя немного приболел. У него легкие очень слабые.
«Зато руки слишком даже сильные! – подумала Валентина. – Хотя, на что я надеялась? Все эти кухонные бойцы смелы только с беззащитными. А как только на горизонте замаячит милиция, они либо отбывают в важные командировки, либо заболевают».
– А когда у вашего Федора закончится больничный? – спросила Глушенкова.
– Больничный?.. – Женщина растерялась. – Так ведь не брал он больничный-то. Дома хворает. Травами лечится и горчичниками.
Но Глушенкова и не думала отступать.
– Значит, через пару дней он сможет ко мне приехать? – спросила она.
– Наверное…
– Вот и замечательно. – Валентина достала из стола казенный бланк. – На всякий случай, чтобы ваш муж не запамятовал, я выпишу ему повестку, а вы передадите. Договорились?
– Да…
С минуту гостья испуганно наблюдала за тем, как Глушенкова выписывает повестку, но потом набралась смелости и спросила:
– А зачем вам Федя то?
– А вы разве не догадываетесь?