Детский сад

Райман Джефф

И тут обе почувствовали, как вокруг все разом смолкли. Милена уже не была режиссером какого-то там заштатного театра. Она была Ма, осыпавшая мир цветами; главный постановщик «Божественной комедии». Звездой — ее Вергилием — была и Сцилла. Таращиться или просить автографы завсегдатаям кафе «Зоосад» мешала лишь вежливость (ну, и немножко гордость). Но уважительная тишина — неосознанное проявление древней, животной иерархии (не зря же они все работали в Зверинце!) — воцарилась немедленно.

— Ну

что ж, — помолчав, сказала Милена. — Земля из космоса выглядит красиво, величаво. Горы поначалу смотрятся как смятая бумага, но чем дольше на них смотришь, тем больше в них проявляется деталей. Можно буквально угадать, какое сверху до них расстояние. Эти огромные, неохватные просторы, которые перед тобой как на ладони. И ты падаешь. Знаешь, что пребываешь в вечном падении — и ты и Земля. Вот перед тобой горизонт, и ты видишь границу атмосферы. Такое неизъяснимо красивое, прозрачно-синее покрывало.

Похоже, что Сцилла воспринимала весь этот рассказ как неоценимый подарок — а уж на публике тем более. Еще бы: вот она, звезда, Бестия, в самом центре, а все вокруг подобострастно притихли — ну не восторг ли! Эту почти детскую слабость Милена ей не просто прощала — в сущности, она была одной из причин, вызывавших у Милены симпатию.

— А голограммы? — с умоляющим видом спрашивала Сцилла. — Расскажи что-нибудь о голограммах! Тут у нас, например, стоял полдень. Небо низкое, в тучах. И вдруг, ни с того ни с сего, — цветы, дождем! И эта дивная музыка! Всюду, всюду в воздухе!

— Там есть такое создание, называется Ангел. Он сработал своего рода линзой. Причем представился мне как Боб. И сказал, что сам тоже из Лондона. — Милена чуть напряглась в предвкушении того, что ей сейчас предстояло сообщить. — И он же сказал, что мне следует выйти замуж.

Сцилла, перестав колупать ложечкой пирожное Милены, замерла.

— Что, замуж? И?

— Замуж так замуж, — ответила Милена, многозначительно улыбнувшись Сцилле.

— Аллилуйя!!! — зашлась Сцилла в восторге. — Да ты что, правда?! Ох, Миленка, ну ты даешь! Вот уж выдался денек! — Подавшись вперед, она от души чмокнула подругу в щеку. — Ну так кто же он?

Милена непроизвольно сама начала улыбаться.

— Майк Стоун, — ответила она.

Астронавты повсеместно слыли героями, как летчики-испытатели в старину. Выпускались даже специальные голографические открытки с их портретами. Хорошо известен был и Майк Стоун, но героем почему-то не считался.

Улыбка у Сциллы как-то потускнела, увяла.

— Майк… Стоун? — пролепетала она упавшим голосом. — У-у-у, — протянула Сцилла как-то не совсем весело, даже как будто с жалостью. — Милен. А… а может, не надо? — выдавила она, торопливо проглатывая кусочек пирожного. — Я понимаю: среди всей

этой красоты, наедине с мужчиной — неважно каким — под сенью звезд…

Милене не терпелось взглянуть, как отреагирует на ее слова подруга. Она знала: саму-то ее это в любом случае позабавит.

— Да уж, в невесомости и унитаз пьедесталом покажется, — произнесла она с улыбкой.

— Хочешь начистоту? — спросила Сцилла.

— Сцилл, да у тебя иначе и не выходит.

— Тебе нужен настоящий, бедовый бой. — «Бедовый»означало «сексуальный», «бой» — сокращенно от «плейбоя». Даже «б» вышло у Сциллы эдак бойко, как маленький взрыв. Подавшись вперед, она заговорила тихой, неразборчивой для постороннего уха скороговоркой. Чтоб со стороны казалось: мол, вот, две близкие подруги на людях увлеченно беседуют о чем-то серьезном, важном и очень сокровенном.

— Милена, ты оглядись, приглядись внимательней! Да у тебя теперь все плейбои Зверинца в ногах валяться будут! А ведь они не уступят Майку Стоуну, ни один из них. Лично меня от него просто тошнит. Косноязычный, двух слов связать не может, сидит, будто ему кол в задницу забили. Или пуговицы с ширинки срезали.

— Да, — отметила Милена, — так оно и есть.

Лицо у Сциллы сделалось страдальческим.

— Я знаю, — твердила она, драматично опустив веки, — знаю, что с мужиками тебе не везло. Что они как-то с тобой не очень…

— Вот уж слава богу, — попыталась вставить Милена.

— Но нельзя же вот так, кидаться на первого встречного, слегка обратившего на тебя внимание! Ты, наверное, обижаешься?

«Сцилла, душа моя! Да будь на моем месте кто-нибудь другой, тебе бы уже как следует влетело». Милену сейчас так тянуло расхохотаться, что губы невольно расплылись в широкой улыбке. При этом она лишь покачала головой: дескать, нет, не обижаюсь.

— Так что же ты тогда улыбаешься? — спросила Сцилла опечаленно. — Да, Милена, я понимаю. Ты всегда свою боль прячешь за улыбкой.

Наконец Милена не выдержала и, схватив подругу за руку, рассмеялась.

— Я выхожу за него замуж именно потому, что вообще не хочу выходить ни за кого замуж.

За все это время Милена освоила искусство быть откровенной. Настолько, что даже нельзя толком определить: правду ты говоришь или нет. Или тебе настолько все равно, что «да» и «нет» у тебя неразличимы.

Она поглядела на Сциллу с улыбкой, которой у нее раньше не было: улыбкой закаленного перипетиями человека.

— Выходить замуж я и не собиралась. Вообще. Но Консенсусу понадобилась, видите ли, красивая легенда. Что ж, будет ему легенда. О том, как встретили друг друга двое астронавтов. Роман под звездным куполом.