Детский сад
Шрифт:
Надо найти какой-то способ защищаться. Неужели никак нельзя заблокировать свет, сбить ей фокусировку?»
Милена открыла глаза. Мир, ненадолго представ в обычном обличии, вскоре опять подернулся рябью и расплавился. Милена повела головой из стороны в сторону. Мир, ненадолго вернувшись, вновь сменился хаотичным набором красок. Следующая попытка повести головой закончилась новым колким сполохом в глазах.
— Ох-х, — тихо выдохнула Милена и затихла.
Между тем она выяснила: фокус достаточно узкий, причем наводится далеко не сразу. К тому же для фокусировки Троун прежде всего необходимо
И тут сам собой всплыл ответ. Неделю назад на улице Кат Милена слышала, как зазывает к своему лотку клиентов торговка игрушками — здоровенная баба с высоким, пронзительным голосом. Кстати, тоже певунья:
У вас есть друзья, Что не видят себя? Как будто из сказки — Зеркальные глазки! Вещь, что нам доверена, Историей проверена!Она торговала зеркальными контактными линзами. Так, пустячок, очередная симпатичная безделушка.
Но зеркальные линзы отражают свет.
Да, конечно! Зеркало отражает свет, делая фокусировку крайне затруднительной, и к тому же сводит на нет интенсивность света в глазах — то самое, на чем играет Троун. При этом ей придется наводить фокус уже не спереди, а сзади, что гораздо сложнее. Милена с помощью вирусов подсчитала интенсивность света, исходя из суммарной мощности Преобразователя.
Должно хватить. Вроде как должно.
Но как добраться до Кат, чтобы купить линзы?
— Отвези-ка меня к той пристани, что у Эмбанкмент Гарденс, — сказала она певчему мальчику. — Оттуда до Зверинца ближе всего.
«Единственная возможность добраться до Кат, чтобы Троун не успела меня ослепить, — это заблудиться по дороге к Зверинцу и случайно там оказаться. А чтобы сделать это, надо разозлить ее так, чтобы она для острастки пальнула в меня светом. Получается, надо ее сейчас вывести из себя».
— Ну что, Троун, — сказала она вслух, — видишь, ты выиграла!
Тишина.
— Троун, чего молчишь-то? Здесь никого нет, можешь отвечать.
Глаза остренько кольнуло; Милена зажмурилась и закрыла их руками. Однако открытыми остались уши и кожа рук и лица, рядом с которыми вдруг словно чиркнули спичкой. В ухе завозился червячок.
«Троун здесь ни при чем. Это ты, сама. Помни об этом», — предупредил он.
«Я могу выводить ее из себя, — напомнила себе Милена. — А значит, и контролировать».
«Так что видишь, Милена, есть все же справедливость на свете. И ты больше не сможешь помыкать людьми».
«Тишина и темнота, — подумала Милена. — Вот кто мои союзники и друзья».
МИЛЕНА ПОПАЛА В ВОДОВОРОТ рынка Нью-Кат. Был самый разгар Лета Песен. Пели здесь решительно все — в том числе и те, кто не был болен, — просто так. Очередное модное сумасшествие. Милена брела шаткой поступью, поминутно спотыкаясь и сталкиваясь со встречными.
— С утра кругом сплошная пьянь! — пропел кто-то поблизости на мотив первой строки бетховенской «Оды к радости».
Песни вокруг так и звенели, так и катились волнами.
«Ты где? Где ты?» — допытывался
«Не знаю! Я заблудилась! Ты же мне ничего видеть не даешь!»
Песни накатывали валом. Голос в ухе что-то сказал, но среди песенного гвалта Милена ничего не разобрала.
Мне б сейчас у моря освежиться…Кто-то дернул Милену в сторону — видимо, она случайно вышла на проезжую часть: отчаянно звонили велосипеды; один промчался так близко, что ей ветром взъерошило волосы. Взор прояснился. Мимо на скорости проезжали велорикши с груженными продуктами прицепами.
Освежиться мне у моря бы сейчас…Рядом, у прилавка с фруктами, возмущенная покупательница напевала «Семь-сорок»:
Что за ерунда такая! Мне нужна одна папайя! Все рынки, все рынки Так торгуют день-деньской!Голос — теперь уже самой Троун — скрежетал в ухе:
«Так ты что, на рынке, что ли? На этой чертовой Кат? Как тебя туда занесло?»
— «Как, как!» Лишат тебя зрения — еще не туда занесет, — огрызнулась Милена негромко.
В ответ на дерзость Троун уколола световой вспышкой. Милена, согнувшись от боли, уронила лицо в ладони, но с места не двинулась. Продавщица фруктов отвечала трагической арией Квазимодо из «Нотр-Дама»:
Могу продать лишь, извините, килограмм, Одну папайю, извините, не продам!Пение звучало повсюду. Что неудивительно: петь легко — не сложнее, чем разговаривать, — а главное, приятно.
— Ах, сколько стоит? — спросила какая-то женщина на мотив арии «Povera Donna» из «Фальстафа». Благодаря музыке вопрос звучал подчеркнуто трагично, словно вся жизнь этой женщины была трагедией. Впрочем, судя по внешнему виду покупательницы, так оно и было.
— Пять франков, шесть иен, —прозвучала другая мелодия из «Фальстафа», на этот раз — «Alle due al la tre». Бодрая мажорная музыка вполне подходила солистке — веселой молоденькой девушке.
Песни заполняли все вокруг — дрейфовали из распахнутых окон домов; стекали с крыш, где, развалившись, фотосинтезировала самая разная публика; клубились над торговками колбасой. Из бара около лавки мясника доносилось ритмичное кваканье:
Хоп, хей хоп! Хоп, хей хоп! Пьем мы с ночи до утра-а! Пьем с утра до вечера-а-а!«Что ж, ладно», — послышалось в ушах.
Милена отняла от лица ладони. Перед глазами все еще стояла дымка, но хоть видно было, куда идти. А заодно и то, в каком примерно месте искать торговку игрушками. А если ее сейчас нет на месте, что тогда? Идти в Зверинец? Уползти на Кладбище и там схорониться? Думать из-за шума было сложно, да и некогда.