Детство 2
Шрифт:
И всей отдушины уличной, што три раза в неделю вместе с Санькой в Училище бегаю, вольнослушателем. Сам ведь! Сам себя в тиски зажал! Но чувствую, што тово, перестарался слишком.
Я ведь даже на Масленицу не как положено — с боями кулачными, а чинно, с Марией Ивановной и Надей прогулялся, да на народ посмотрел. А себя не показал! Даже разочка единого не подрался, а?! Не только на Масленицу, но и вообще.
Сам в такое не верю, но вот! Пескарь премудрый, понимаешь ли! Март к середине подходит, а я стух уже. Только и радости, што Санька прав
Не так штобы и очень, потому как сильно на любителя. Такие только образованной публике и полуобразованным, но с пониманием. Не всем притом, сильно не всем. Как настойка с перцем и мёдом — на любителя. Меньше даже.
Но идут! Карикатуры ещё в газету, так што меня даже официально приняли в штат.
Оно не то штобы и нужно, да и не принято особо это — в штат карикатуристов, но подстраховочка на случай вовсе уж хреновых дел. Дескать, вот какой я положительный! В газете работаю!
«О, как морозно в январе, когда удобства во дворе!» [33] С картиночкой! Тоже может с открытками и отрывными календариками будет, и тоже сильно не для всех.
33
Одностишия Владимира Вишневского.
Совсем чуть-чуть признания может выйти, и ещё меньше денег от этого чуть-чуть признания. Но и то! Официальный заработок творческого человека. С волчьим билетом ещё вполне, даже и несмотря на возраст, а вот сиротский приют с каждым днём всё дальше отодвигается. Почитал ещё, но недолго, в глаза как песка насыпали! Нащупал ногами пушистые домашние туфли на войлоке, и вдел ноги, да и дошлёпал до кухни.
— Та-ань!
— Аюшки!? — приветливо отозвалась та, возясь с обедом.
— Заварка старая есть? На глаза положить.
— А и найдётся!
Горнишная захлопотала, мимоходом глянув мне в глаза.
— Ой! Упырь как есть! Книжками покусанный!
Ватка с чаем на веки, да и прилёг. Бездельничаю, даже и непривычно в последнее время!
Мно-огое поменялось! Вон, с горнишной помирились. Всё фыркала на меня, пусть даже и тишком, а как открытки пошли, так и всё! Не потому, што поклонница, вот уж нет! Хотя собирает, да притом с автографами — коллекция, значица, для перепродажи когда-нибудь! Фыркать перестала, потому как я ей понятен стал. Не полубарчук при деньгах шальных, как раньше дразнилась, а человек с профессией! В газете работаю! А к Саньке она и раньше хорошо, и жалела почему-то. Вот… мирно теперь живём.
Разбудили меня голоса.
— Вот же! Сам не заметил, как заснул!
Скинув засохшую вату, потёр глаза и от души назевался, глядя на часы. Ничо себе! Никак Надя уже из гимназии?
Надя пришла, да не одна, а с родителями и фотографом. Юркий такой мужчинка почти французистого типа.
— Шалом, — поприветствовал я его машинально, зевая. Ну и дальше на идише чутка.
— Месье Поль?! — опекун иронично приподнял бровь.
— Ну а если и да? — отозвался тот с обречённым видом.
— Для коммерции удобней, — поясняю я за француза, — здесь-таки не Одесса и не Западные губернии, где все привыкли, могут и косо посмотреть. Разница в доходах у Рабиновича и месье Поля может отличаться в разы.
— Я могу надеяться… — просительно начал месье из жидов.
— А… — дядя Гиляй махнул расстроено рукой, — такой анекдот пропал! Слово.
Успокоенный фотограф вновь захлопотал. Оказалось, што пришли фотографировать кота, ставшего прототипом сэра Хвост Трубой. Ну и всех домашних заодно, раз уж пришёл.
Я сразу заволновался, и на дядю Гиляя этак укоризненно. Люди к такому событию загодя готовятся, а тут так! А?! Безответсвенность и небрежность, вот как это называется! Ишь, сюрприз у них!
В ванную комнату умываться, да причёсываться. Потом лучший костюм… Санька пришёл, ещё сильней меня заволновался.
Владимир Алексеевич, смотрю, смутился мал-мала. Дошло, што мы с Санькой не из господ ни разу, и это для нас ого! Событие!
— Небось и в деревню послать можно, — страшно округляя глаза, прошипел Санька.
— Кому?
— Да хоть кому! Штоб знали, а?!
— И то! — согласился я, — Голова! То-то разговоров будет! Знают даже если, то через пятые языки и десятые уши, а тут — нате! Фотографическая карточка!
Мы так переволновались, што нас первыми и фотографировали, штоб успокоились. Потом уже Гиляровских и нас с ними.
— Сколько карточек, месье? — поинтересовался фотограф. Мы с Санькой переглянулись, и не сговариваясь:
— Десять!
— По десять каждой! — поправился я, и Чиж закивал.
— В деревню, — начал он загибать пальцы, — Фире с тётей Песей в Одессу, Косте-моряку…
— Ви знакомы с Костой? — фотограф уставился на нас.
Киваю осторожно, а то мало ли…
— Шикарно! — восхитился месье Кац, — а не ви ли таки случаем, автор песни за Косту-моряка?
— Почему случаем? Я вас таки уверяю, обошёлся безо всякого случая!
— Шикарно! Люблю свою профессию за такие вот знакомства!
С фотографированием кота возникли не то штобы сложности, но и немножечко таки да! Кот отказывался сидеть так, как надо, заодно обшипев заробевшего месье Каца. Выход нашла Мария Ивановна, велевшая Наде встать за фотографом.
Кот такой сразу — раз! И насторожился за свою любимицу. Встал на табуреточке, суровый такой, и на возящегося у штатива фотографа — не мигая! Бдит.
Как есть рыцарь котячьего образа, только не из тех, што трубадуры с Дамой Сердце.
Из тех настоящих, которые на стену захваченного города первыми, прикрывая своим щитом товарищей от вражеских стрел, а потом — грабить и насиловать! С поправкой на шерстистость. Надя счастлива-ая! Ушёл фотограф, она кота в охапку, и ну с ним танцевать!