Детство Добрыни
Шрифт:
Не раз Змей горько жалел, что на роду ему написано быть трехглавым, и завидовал сыну своему Горынчику, у которого пока одна только голова: спать ей никто не мешает, от глупости двух других голов она не болит…
Правда, в драке трехглавому сподручнее: таким жаром-пламенем на неприятеля дохнут все три глотки, что от него и памятки не останется! Самые наихрабрейшие храбрецы в бегство обращаются!
Змей Горыныч громко рявкнул, пыхнул огнем и запел:
Как у Змея у меня,На звук огнедышащей песни в пещеру заглянул дрожащий от страха стражник.
Слугами Змея Горыныча были степные поганцы, давние враги русичей. Змей вступил в сговор с поганцами, чтобы на землю Русскую напасть и побыстрей ее защитников одолеть. Змей бил-жег с неба, поганцы – с земли… что и говорить, тяжко русичам приходилось! И все равно – поганцы Змея боялись еще сильней чем русичи!
– Эй ты, смертный, чего прячешься? – рявкнула старшая голова. – Позови его огнедышащее высочество!
Степной поганец, прижав руки к груди, трижды поклонился, упал на колени, что-то бормоча.
– Погромче, смертный! – раздраженно приказала младшая голова.
– Их… их огнедышащее высочество куда-то улетели, – кое-как выговорил стражник.
Средняя голова раздраженно пристукнула по земле хвостом, и степного поганца как ветром сдуло.
– Куда это запропал Горынчик? – сердито воскликнула средняя голова. – И что с ним вообще делается?! Помощи родителю – никакой! Стараешься, жжешь деревеньки русичей – а Горынчик взовьется на такую высоту, что кажется не больше воробья, и описывает в небе круги. Я как-то его спрашиваю: «Ты что, сякой-такой и такой-сякой, – против меня? Против родителя?!» – «Нет, – говорит, – я не против. Это, говорит, твое дело. Хочешь жечь – жги. Я тебе не мешаю. Только ты мне тоже не мешай».
– Вот так! – возмутилась младшая голова. – Едва из яйца вылупился, зародыш одноглавый, а туда же – с родителем спорить!
– Ох, дети, дети, я сколько ночей не спал, яйцо согревал, высиживал, думал: вот будет наследник моей злобы, а тут растет не змея, не птица – так себе, какое-то пресмыкающееся! – чуть не заплакала голова старшая.
А средняя выкрикнула:
– Надо, надо злобу мою на кого-то излить! А ну, младшая голова, погляди, что там на белом свете делается, какая погода? Летная?
Младшая голова высунулась из расщелины:
– Погода лётная! Небо чистое! Солнце садится, догорает небесный пожар.
– Догорает небесный пожар, говоришь? – злобно проскрипела средняя голова. – Ну что ж, пора, значит, на земле его разжечь!
Горынчик осторожно проковылял на своих когтистых лапах в воду и лег на спину, раскинув крылья. Течение медленно
– Добры!.. Ой, не на!.. Щекот!..
И оттого, что он слов не договаривал, было Добрыне еще смешней, еще веселей. Давно он так не веселился!
Потом Добрыня и Горынчик устало выбрались на берег и улеглись на песок.
– Как весело с тобой, Добрыня! – воскликнул Горынчик. – Я и не знал, что умею смеяться. Мне нравится смеяться! Мне нравится купаться! Мне нравится на песке валяться! Может быть, мне даже блины понравятся! Мне нравится дружить! Я даже слов таких раньше не знал: друг, дружить, дружба…
И тогда Добрыня запел ему песню, которая сама собой пришла на ум:
Друг, дружить и дружба —Хорошие слова!Запомни их, Горынчик,Запомни навсегда!Дружба – это значитВместе мы с тобойГотовы посмеяться,И чуду изумляться,В Смородине купатьсяИ на песке валяться,Блинами объедаться,Работою заняться —Иль песней заливаться,Иль в битву собираться,За Родину на бой!Выйдем мы на бойПлечом к плечу,Друг мой!И вдруг за поворотом реки сильно заплескали весла, послышался звонкий смех.
– Ох, это люди! – испуганно заморгал Горынчик. – Русичи! Я боюсь! Мне пора! Я лечу! Но я еще вернусь! Прощай, Добры…
Горынчик поджал было лапы и начал раскрывать крылья – приготовился взлететь, – но Добрыня поймал его за хвост, придержал:
– Куда?! Увидят тебя люди – со страху помрут: что за чудище крылатое?! Нет, давай спрячемся. Они уйдут – ты улетишь. Бежим вон туда!
Добрыня побежал по мелководью к зарослям ивы. Горынчик неуклюже култыхался следом.
Вовремя они скрылись: из-за мыса показалась шестивесельная лодка, пристала к берегу совсем рядом.
«Как же не вовремя! Сиди теперь тут!» – с досадой подумал Добрыня.
Он чуть не по уши в воду влез и Горынчика совсем затопил. Тот глазищи таращил, но ничего, сидел тихо, не булькал.
Гребцы перенесли на сухое толстенного, важного мужика в кафтане, шитом золотом, долговязую сухопарую бабу и девицу. Девица на выданье, красавица. Косоньки у нее желтые-прежелтые, словно огнем горят. Сроду Добрыня таких чудесных кос не видывал! А глаза у девицы зеленые, будто листья березовые, и широкие – словно ждут чего-то…