Детство и отрочество в Гиперборейске, или В поисках утраченного пространства и времени

Янковская Татьяна

В лагерь постоянно приезжают какие-то делегации. В конце смены приехали три американца из Ассоциации молодых христиан и устроили пресс-конференцию. Они были не очень-то молодые, но главное, что удивило ребят, это непривычная развязность, с которой они вели себя на сцене – то ногу в полуботинке на сиденье поставят, то, откинувшись на спинку стула, начинают раскачиваться на задних ножках, или трутся об нее спиной, как будто у них спина чешется. Таня Семенова спросила у них что-то по-английски, кое-кто последовал ее примеру, но большинство ребят задавали вопросы, иногда каверзные, через переводчика.

50

Лежа на кровати во время тихого часа, Аня вдруг поняла,

что осталась всего неделя до отъезда, и кончится эта чудесная жизнь. Все разъедутся, и она больше не увидит этих ребят, с которыми успела сродниться. Слезы сами собой полились в три ручья. «Что с тобой?» – всполошились Люба и Клара. «Не хочу уезжать! Кто меня любить теперь будет?» Как ей будет не хватать этих девочек, ребят, всей этой жизни у моря! После тихого часа было обсуждение, кого из отряда выдвинуть для фотографирования у развернутого знамени Артека. Предложили несколько кандидатур. Вожатая отряда Нина Валентиновна назвала Аню. «За что?» – спросила Бэла, дружившая в лагере с председателем совета отряда Наташей и председателем совета дружины Ирой, которая была уже комсомолкой. Аня не занимала никакой должности, и с удивлением слушала, как Нина Валентиновна перечисляла ее участие в каких-то мероприятиях, а в конце сказала: «Хороший товарищ». Наверно, она имела в виду свою встречу с Аней однажды ночью после отбоя, когда Аня бежала в медпункт: у Клары заболела печень, лекарство, которое она принимала, кончилось, и Аня оделась и пошла за лекарством. «Не боишься? Не надо тебя проводить?» – спросила тогда вожатая. «Нет, спасибо». И опять Аня удивилась, что объяснений, видимо, хватило, потому что за нее проголосовали единогласно. Впервые ее хвалили не за отметки, уважали не за то, что она кем-то выбрана, а за то, что она хороший товарищ. Здесь было неважно, кем работают ее родители, в какой квартире она живет. Ей никто не завидовал. Все эти ребята были сами по себе чем-то интересны, и в их отношениях было больше радости друг за друга, чем она привыкла видеть в школе. Даже еврейкой ее назвали не в плохом, а в хорошем смысле: ведь это похвала – то, что она красивее другой девочки. И надо уезжать, как раз когда она узнала, что Володька Птицын в нее влюблен, и Юрка Андреев, кажется, тоже…

А через неделю был отъезд, и лагерь утонул в слезах. Раньше всех, еще до подъема, уезжал всеобщий любимец Генька Полегенько. Он вошел в павильон девочек и прошел вдоль кроватей, целуя всех в зареванные щеки. После завтрака те, кто еще не уехал, собрались на площади у медпункта и ждали автобусов, которые должны были увезти их к поезду. Все девочки, кроме Ани и Лили, рыдали. Кое-кто из мальчиков даже спрашивал с удивлением у Ани: «А ты почему не плачешь?» Не скажешь же им, что она уже свое отрыдала неделю назад, когда никто не видел.

Многие ребята из их отряда ехали вместе в поезде до Москвы. Ходили по вагонам друг к другу в гости, и общение, окрашенное предстоящим расставанием, было особенно драгоценным, как последнее осеннее тепло перед холодами. В эту неделю Аня присматривалась к Птицыну, и он даже начинал ей нравиться, хотя был не похож на веселых нахалов, которые влекли ее в последнее время. Зато он добрый и преданный, в походах помогал ей. Она думала – случайно, а оказалось, что нет. А вот Андреев как раз из таких нахалов. Они стояли в тамбуре, и он говорил ей хрипло: «Анечка, золотце мое, неужели мы больше никогда не увидимся?» У него был компресс на горле, что мешало серьезно относиться к его словам. Ане было грустно и жалко, что нет времени получше узнать его и даже, может быть, влюбиться в него.

51

В Москве Аню встретил дедушка Рафаил и повез в гости к своим старым друзьям. Их усадили за стол, расспрашивали ее об Артеке, и она видела, как дедушке это приятно. «Я

слышал, что Артек расширяют, там сейчас комсомольская стройка?» – спросил дядя Митя. «Да, и я участвовала в этом строительстве», – ответила Аня полным ответом и заметила, что дядя Митя поперхнулся супом. Она поняла, почему – ему неприятен ее неестественный, газетно-правильный тон. Она хотела показать себя с лучшей стороны, не ударить в грязь лицом, но его реакция показала ей всю глупость и неуместность таких ответов. К черту «полным ответом»! Отныне и в общении с чужими взрослыми она будет говорить так, как хочется, а не так, как требуют учителя на уроках.

Аня не стала говорить родителям, а дедушке рассказала о разговоре с Лилей.

– Почему евреи не такие, как все?

– Евреи почти две тысячи лет были рассеяны по всему свету, только после Второй мировой войны у них снова появилось свое государство на Ближнем Востоке, где они жили до изгнания. Кроме того, у евреев уникальная религия – иудаизм, которая не является государственной ни в одной другой стране, кроме Израиля, а другие главные религии исповедуются сотнями миллионов людей во многих странах, и это их объединяет.

– Но ведь религия – опиум для народа!

– В большинстве стран религия – важная часть общественного устройства. И у нас так было до революции. А потом, есть еще государственный антисемитизм, когда евреи не имеют равных прав с другими группами населения. В рассеянии они часто жили в гетто. А когда Гитлер пришел к власти, Германия начала поголовное уничтожение евреев, и не только у себя, но и во всех завоеванных странах. Как ни странно, это вызывало у части населения не сочувствие к евреям, а усиление ненависти к ним.

– Но почему?

– Потому что всем тяжело во время войны, и люди часто находят облегчение в том, чтобы других обвинять в своих несчастьях. Те, кто переходил на сторону Гитлера, сами становились карателями, и им нужно было как-то себя оправдать. А потом, уничтожение евреев было таким массовым, что многие люди завладевали их имуществом, въезжали в их квартиры и, конечно, не хотели все это отдавать обратно.

– Неужели люди такие плохие?

Дед обнимает плачущую Аню.

– Люди разные. Ты же сама мне рассказывала, какие хорошие ребята были у вас в Артеке.

52

В июле родители поехали со своими знакомыми в выходные на рыбалку и взяли с собой Аню. В первый же день с помощью спиннингов наловили рыбы на уху, которую сварили на костре. Потом самые опытные отправились ставить шесты с привязанными к ним мешочками с овсом, пропитанным анисовым маслом, чтобы прикормить рыбу, а назавтра, привязав лодки к шестам, чтобы не снесло течением, ловить собравшихся на приманку. Папа с мамой рыбу не ловят, а Аня согласилась, когда ей предложили, поехать с утра порыбачить с двумя мальчиками чуть моложе ее.

Наутро их подняли чуть свет, и сонные, они побрели к лодке. Аню как старшую посадили на весла, а Витька с Сашкой, убедившись, что она худо-бедно, но гребет, стали спать дальше. Было туманно. Аня выгребла на середину реки и, приноровившись, погребла вниз по течению, пока лодка не уткнулась в дно, разбудив мальчишек. Оказалась, что она сделала круг, загребая сильнее правой рукой, и они приплыли обратно к берегу. Теперь уже мальчишки сели вдвоем на весла, а Аня на корму, и скоро они приплыли к одному из шестов. Ей дали удочку с тремя крючками – видимо, чтобы таскать сразу по три рыбки, но рыба умудрялась объедать червей и уходить. Она надеялась, что мальчики будут насаживать ей червей, но они только показали, как это делается, – оказалось несложно и не так уж противно, она быстро привыкла, как когда-то привыкла показывать пинцетом внутренности препарированной лягушки ребятам со своего ряда на уроке зоологии.