Детство Иисуса
Шрифт:
Шуршит одежда, и из темноты возникает Инес.
– Я вас зову-зову, – говорит она сердито. – Меня хоть кто-нибудь слышит вообще?
Глава 21
Он приходит в следующий раз, стучит в дверь квартиры, дверь распахивает мальчик – он раскраснелся и возбужден.
– Симон, представляешь! – кричит он. – Мы видели сеньора Дагу! У него волшебная ручка! Он мне показал!
Он почти забыл про Дагу – человека, унизившего Альваро и портового казначея.
– Волшебная
Подходит непререкаемый Боливар и обнюхивает ему промежность. Инес склонилась над шитьем: у него возникает мимолетное неприятное видение, какой она будет старухой. Она поясняет, не здороваясь:
– Мы были в городе, в Асистенсии, брали пособие на ребенка, и там был этот человек, ваш дружок.
– Он мне не дружок. Я с ним и парой слов не обмолвился.
– У него волшебная ручка, – говорит мальчик. – Внутри там дама, и ты думаешь, что она картинка, а она нет, это настоящая дама, малюсенькая-малюсенькая дама, а если ручку перевернуть, с дамы падает одежда, и она вся голая.
– Мм. А еще что сеньор Дага тебе показал, кроме малюсенькой дамы?
– Он сказал, что он не виноват, что Альваро порезался. Он сказал, что Альваро первый начал. Он сказал, что Альваро виноват.
– Люди всегда так говорят. Всегда первый начал кто-то другой. Всегда кто-то другой виноват. Сеньор Дага не сказал тебе случайно, что стало с тем велосипедом, который он забрал?
– Нет.
– Ну вот в следующий раз увидитесь – спроси у него. Спроси, кто виноват, что у казначея нет велосипеда и он вынужден теперь везде ходить пешком.
Молчание. Его удивляет, что Инес нечего сказать о мужчинах, которые отводят мальчиков в сторону и показывают им авторучки с голыми дамами внутри.
– Кто виноват? – спрашивает мальчик.
– В смысле?
– Ты сказал, что всегда кто-то виноват. Это сеньор Дага виноват?
– Что велосипеда больше нет? Да, это он виноват. Но, когда я сказал, что всегда кто-то виноват, я говорил в общем. Когда что-то идет не так, мы сразу говорим, что это не мы виноваты. Мы так считали от начала времен. Оно будто вшито в нас, часть нашей природы. Никогда мы не готовы признать вину.
– Это я виноват? – спрашивает мальчик.
– В чем? Нет, не ты. Ты – всего лишь ребенок, в чем ты тут можешь быть виноват? И все же я считаю, что тебе лучше держаться от сеньора Даги подальше. Он не лучший образец для молодого человека. – Он говорит медленно и серьезно: предупреждение это адресовано в равной мере и Инес, и мальчику.
Через несколько дней, выбравшись из трюма в порту, он с удивлением видит на пристани Инес собственной персоной – она увлеченно беседует с Альваро. Сердце у него екает. Она никогда прежде не появлялась в порту: наверняка скверные новости.
– Мальчик пропал, – говорит Инес, – его украл сеньор Дага. – Она позвонила
Женщины – зрелище в порту редкое. Рабочие поглядывают с любопытством на расстроенную даму с растрепанными волосами, в городской одежде.
Постепенно они с Альваро вытягивают из нее всю историю. Очередь в Асистенсию была долгой, мальчик маялся, сеньор Дага оказался там, предложил купить мальчику мороженое, а потом не успела она оглянуться, как их обоих не стало, словно исчезли с лица земли.
– Но как вы могли отпустить его с таким человеком? – негодует он.
Она отметает вопрос, решительно тряхнув головой.
– Взрослеющему мальчику нужен в жизни мужчина. Не может же он все время быть с матерью. И я решила, что он приятный мужчина. Я думала, он искренен. Давида зачаровала его сережка. Он тоже хочет сережку.
– Вы сказали, что купите ему такую?
– Я сказала ему, что он может носить сережку, когда подрастет, не сейчас.
– Я вас оставлю потолковать, – говорит Альваро. – Позовете, если понадоблюсь.
– А вы-то как это допустили? – спрашивает он, когда они остаются одни. – Как вы могли доверить ребенка этому человеку? Может, вы что-то недоговариваете? Может, он и вас зачаровал – золотыми серьгами и голыми дамами в авторучках?
Она делает вид, что не слышит.
– Я ждала-ждала, – говорит она. – А потом поехала на автобусе домой – подумала, может, они вернулись туда. Но я их там не нашла, позвонила брату, он сказал, что свяжется с полицией, но потом перезвонил и сказал, что полиция не поможет, потому что я… потому что у меня нет нужных бумаг на Давида.
Она умолкает, пристально смотрит вдаль.
– Он мне сказал… – говорит она, – он сказал мне, что подарит мне дитя. Он не говорил мне… он не сказал мне, что дитя у меня заберет. – Тут она вдруг принимается беспомощно рыдать. – Он не сказал мне… он не сказал…
Его гнев не угасает, но сердце все равно рвется к ней. Не обращая внимания на грузчиков, он обнимает ее. Она плачет у него на плече.
– Он не сказал мне…
Он сказал мне, что подарит мне дитя. С ума сойти.
– Пойдемте, – говорит он. – Пойдемте, где уединенно. – Он заводит ее за сарай. – Послушайте меня, Инес. Давиду ничто не угрожает, я уверен. Дага не посмеет ничего с ним сделать. Возвращайтесь домой и ждите там. Я выясню, где живет Дага, и навещу его. – Он умолкает. – Что он имел в виду, сказав, что подарит вам дитя?
Она высвобождается из его объятий. Плач утихает.
– А что, по-вашему, это может значить? – спрашивает она, в голосе слышится жесткость.
Полчаса спустя он уже в Центре переселения.