Детство Лермонтова

Толстая Татьяна Никитична

Осенью пруд зарастал цвелью; из воды порой высовывались лягушки и с кваканьем выползали на берег, поросший осокой и разными травами. Услыхав голоса людей на берегу, они шумно шлепались в воду. Ветлы склоняли над тихой водой свои длинные ветви.

Ветер качал вершины дубов и белоствольных берез, сбрасывая с них желтые листья, как червонцы. Вековые вязы стояли плотно и неподвижно; постоянно дрожащие листья осины лепетали, как хрустальные подвески на люстре, глухо и беспокойно.

Арсеньева повела Мишу в беседку посидеть и отдохнуть. Простая беседка с зеленой крышей была выстроена заново и тоже пахла краской.

Ее выкрасили недавно, поэтому сесть на скамейку Арсеньева не решилась и пошла по аллее, где разрослись высокие кусты черемухи; весной под их душистыми сводами можно было идти, как по коридору.

Когда поднялись обратно к дому, Миша остановился перед куртиной розовых кустов; они уже отцвели, лишь на некоторых кустах оставались красноватые шишки с семенами.

Полукруг из кустов жасмина казался сквозным. За ними стоял крепкий старый вяз, и Арсеньева решила сделать перед домом качели для внука.

Миша просил еще погулять, и они пошли мимо входа в дом, направо. Перед ними открылись бескрайние поля с оврагами, покрытыми свежей зеленью, потому что в оврагах этих были источники ключевой воды. Кудрявый, разросшийся кустарник заботливо скрывал журчащие источники. Здесь же неподалеку стояла теплица. Многие стекла уже выпали из рам, разбились вдребезги и, покрытые пылью, лежали на земле; осколки их неожиданно загорались искрами на солнце.

Налево в поле виднелись разные хозяйственные постройки; среди них выделялось хранилище для овощей — неровные своды землянок в оврагах, заросшие от времени травой. Сюда свозили осенний урожай с огородов — картофель и разные другие овощи; там стояли бочки с солеными огурцами, кадки с квашеной капустой, с грибами, разные соленья, от которых шел тяжелый дух.

Обозрев пока что издали и мельком все хозяйственные строения, Арсеньева, тяжело опираясь на палку, пошла к дому и увидела Афанасия Алексеевича. Когда Мишенька убегал вперед, она расспрашивала брата, не слышно ли чего о Юрии Петровиче, не говорят ли, что злодей намерен похитить своего сына. Она доверительно сообщила, что уже дала распоряжение управителю расставить караул на случай приезда зятюшки, чтобы вовремя увезти мальчика из Тархан, когда Юрий Петрович приедет похищать Мишеньку.

Глава V

Опасения, что Юрий Петрович похитит сына. Дворовые на карауле

Арсеньева решила воевать с зятем, как воевали в старину: держать людей на дороге, по которой враг, то есть Юрий Петрович, будет приезжать в Тарханы. Доверенные должны заранее давать знать о появлении молодого барина. Как только зазвенят его колокольчики, гонцы сразу же поскачут предупредить о предстоящем приезде зятя, и можно будет тотчас же тайком увезти Мишу с няньками к соседям и держать его там несколько дней, скрываясь, чтобы приехавший отец не мог дознаться, где его сын. Арсеньева отрядила двадцать дворовых и расставила дозорных на дороге, по которой ездил Юрий Петрович.

Глубокой осенью неутомимо падающий снег кажется особо колким и жестким. Он залепляет глаза и недобрым холодом оседает на бровях, сковывает усы и бороду. Беспощадный ветер подбрасывает звенящие снежинки, гудит, свистит, метет, шевелит черные, голые ветви деревьев, а если в поле находится человек, то и его

не щадит — теребит полы его тулупа, старается сорвать шапку, исколоть морозными иголками щеки и уши. Ноги даже в теплых валенках начинают мерзнуть, и поневоле дозорные притопывают, стоя на давно надоевшем месте.

Как страстно хочется в такую погоду добраться до теплого жилья, войти в натопленную избу, отряхнуться и на теплой лежанке проспать до утра! Но уйти с полевой дороги нельзя: барыня Арсеньева поставила своих дворовых караулить, не зазвенят ли колокольчики тройки ненавистного ей зятька, которого она, не стесняясь, честила бранными словами, не едет ли он в Тарханы исполнить свое в запальчивости высказанное намерение — украсть сына своего, четырехлетнего Мишеньку, чтобы увезти к себе в имение, в Тульскую губернию.

Караул расставлен по старинке: к каждому одинокому дубу, выросшему на полях и отстоящему иногда на версту один от другого, приставлены два молодца с оседланными конями, привязанными к стволу.

Один парень сидел на вершине дуба, второй дежурил внизу, кормил оседланных лошадей и смотрел за ними. Если только дозорный замечал вдали черную движущуюся точку или слышал тинькание далеких дорожных колокольцев, он кричал товарищу, и тот садился на коня и мчался во всю мочь к соседнему дереву. Сторожа второго дуба спешили к третьему, четвертому, пятому, и так тревога доходила до усадьбы.

Прибытие первого всадника еще не означало верного известия, но приезд второго и третьего подтверждали его, и, пока кучер Юрия Петровича будет подгонять усталых лошадей, желая благополучно доставить хозяина до теплого угла, Арсеньева успеет увезти внука куда захочет.

За четыре версты от Тархан поставили зимовье на случай, ежели Юрий Петрович, устав с дороги, пожелает погреться и отдохнуть. Для него заготовлены были водка и разные припасы на ужин.

В избе поселили старика Сорокина со старухой. Ему было более восьмидесяти лет. Работу он исполнял уже вполсилы, но как сторож годился.

Человек он был надежный, верный; ему было приказано, заметив Юрия Петровича, выйти на дорогу с поклонами, зазвать барина в свою хату и стараться его задержать как можно долее, чтобы в Тарханах успели подготовиться.

Вот как был расставлен караул по воле Арсеньевой, но пока он стоял напрасно — Юрий Петрович не появлялся. Караульным же нудно было сидеть на деревьях в непогоду по восемь часов подряд, да и внизу стоять не лучше, надоедало унимать застоявшихся коней; а с места сойти нельзя — каждую минуту может появиться нежеланный гость, и тогда, ежели прозеваешь его, беда! Да и голодно стоять на морозе, грызя весь день сухой хлеб и запивая холодной водой.

Двое товарищей, стоявшие в дозоре, даже беседовать друг с другом не могли, переговаривались только криком: один подавал голос с земли, другой — с дуба, поэтому все дозорные, поставленные на дороге, мечтали только об одном — как бы поскорее приехали всадники их сменить, а там они быстро доберутся до своей избы, хозяйка достанет им горячий горшок кислых щей и рыхлую просяную кашу, которую так вкусно полить квасом: наедятся они и пойдут спать на теплую лежанку до того несчастного часа, когда управитель Абрам Филиппович Соколов войдет в избу с морозу, легонько хлестнет кнутом и велит подниматься — опять идти в караул на полевую дорогу.