Детство Лермонтова
Шрифт:
На обратном пути, сидя на одной линейке вместе с другими, Екатерина Алексеевна случайно услыхала, что Шора Ногмов рассказывает Мишеньке об Исмеле Псыго; она тотчас же вмешалась в разговор, утверждая, что не Исмелем Псыго надо называть легендарного юношу, но Измаил-Беем, потому что покойный Аким Васильевич так его называл: он лично знал Измаил-Бея и с ним участвовал в Турецкой кампании вместе с Суворовым. Хастатова рассказала все, что знала про Измаил-Бея.
Шора приходил в гости не часто — он был постоянно занят. Однако как только он появлялся, юный Лермантов искал с ним встречи и подсаживался к нему. Шора ласково обнимал своего маленького
От него мальчик услыхал о некоторых кавказских обычаях, несвойственных русским. Так, Шора рассказал о старинном обычае кровной мести — «каллы»:
— Много лет назад в Аджи-ауле один юноша узнал от муллы о том, кто убил его отца, мать и брата, кто сделал его сиротой. «Кровь их должна быть отмщена!» — сказал мулла и с этими словами дал юноше кинжал, а тот, разгоряченный рассказом старика, поклялся отомстить.
Поздно ночью он прокрался в саклю своего врага и сдержал свое слово: убил не только убийцу своего отца, но и дочь его, цветущую семнадцатилетнюю девушку. Предсмертные стоны ее так потрясли молодого человека, что он пошел к мулле и пронзил его бесчувственное сердце кинжалом.
Глава XIV
Легенды и явь. Первая любовь. Смерть Христины Осиповны
В Аджи-ауле было объявлено празднование мусульманского праздника байрам. Празднование должно быть торжественным и многолюдным: в Аджи-аул приглашались русские — офицеры с женами и генералитет. 15 июля на торжество съехались чуть ли не все посетители Горячих вод, благо что аул находился всего в четырех верстах.
И здоровые и больные, и старые и молодые — все хотели видеть зрелище, для них новое. Кареты, коляски, дрожки, всадники в парадных костюмах потянулись к аулу. Миша вместе с бабушкой своей и Хастатовыми также поехал на праздник.
Изумрудная долина под навесами скал грозного Бештау расцветилась толпами гостей. Русские дамы в нарядах, которые они носили в гостиных, стояли рядом с черкешенками, одетыми в национальные костюмы. Офицерские мундиры сливались с модными нарядами столичных и провинциальных щеголей и щеголих. Казаки, черкесы, ногайцы гарцевали на борзых конях, красуясь перед толпой. Песенники и музыканты расположились по сторонам раскинутых палаток.
Национальные
Когда солнце стало клониться к закату и жара спала, всадники с криками выехали на луг и старались сорвать папаху один с другого. Потом на лужайке выставили высокий шест: на него повесили кожаный чехол для пистолета, обшитый серебряным галуном, и лучшие стрелки стали стрелять в эту мишень.
Чего только не делали джигиты! Обгоняя друг друга, они то вскакивали на седло, то опрокидывались и ложились на спину коня, словно убитые, то сползали до самой земли и неожиданно вскакивали и неслись за воображаемым неприятелем. На всем скаку они вынимали свои ружья из чехлов, заряжали их и стреляли в пролетающих птиц. Выкрики джигитов, топот мчащихся коней гулко отдавались вокруг.
Потом на лужайке начались танцы. Горцы в черкесках, облегавших их тонкую талию и широкие плечи, быстро перебирали ногами, обутыми в мягкие сафьяновые сапоги. Они плясали лезгинку и приглашали на танец стройных молодых девушек и женщин-горянок, и те плавно вскидывали легкие бубны над головой.
Тем временем вынесли угощение на подносах: засахаренные орехи, миндаль и фрукты нового урожая. Все это предлагали отведать почетным гостям.
На праздник приехал народный певец Керим-Гирей. По случаю праздника он надел шелковый бешмет, а на поясе его было прикреплено боевое оружие: пистолеты, шашка, кинжал.
Керим-Гирей сидел под навесом палатки и пел. Раздавался взрыв восторженных криков, друзья певца выходили с подарками, подносили ему платье, оружие, кошельки с деньгами; подарили даже коня.
Песни Керим-Гирея произвели на Мишу сильное впечатление. Мальчик часто повторял напевы и непонятные ему слова и фразы, которые поразили его слух.
Миша долго вспоминал праздник.
Этим летом он прочел поэму Пушкина «Кавказский пленник». Поэма его поразила. Он запомнил «Пленника» наизусть и на прогулках, глядя в небо и на горы, любил повторять отдельные стихи.
Два раза Миша ездил на Кавказ, но тогда он был еще слишком мал, чтобы разбираться во многом, теперь же пытливо вглядывался в природу Кавказа и в людей, населявших этот удивительный край, и запоминал мельчайшие подробности того, что видел. Он любил гулять по горам, по скалам и с вершин их видел перед собой цепь снежных Кавказских гор.
На Кавказе он видел змей, отвратительных, скользких, холодных и ядовитых, встреча с которыми сулила гибель неопытному и доверчивому человеку. В камнях и в кустарниках по дороге на вершину Бештау гнездилось множество их. У источника, где недавно был обвал, змеи кишели в балках. Их было так много, что они расползались повсюду, и иногда их замечали в Горячеводске. Змеи водились и в горах: одна из них даже именовалась Змеиной, и легенда гласила, что в пещере жил огромный змей, который причинил много зла людям.
На Кавказе Миша услыхал впервые миф о Прометее, прикованном к скале, и слышал несколько раз это сказание по-разному. Говорили, что богатырь прикован к выступу огромной горы за дерзкий вызов творцу Вселенной. Богатырь был силы неописуемой, и если бы ему удалось освободиться и взять в руки огромный меч, который лежал неподалеку от него, то он возвратил бы себе потерянную мощь. Верные псы его днем и ночью старались перегрызть цепи, в которые он был закован, но им не удалось еще освободить его, и прикованный страдал, терзаясь надеждой освободиться.