Дева дождя
Шрифт:
– Тварь! Ты, жалкая ничтожная тварь!..
– Молчать! – прервал истукана Алексей. – Я – человек, уясни наконец своей безмозглой башкой, отливка ходячая! Это вы здесь все бездушные твари, нежить. Я бессмертен, ваша участь - небытие. И весьма скорое, полагаю. Всё, разговор окончен!
– В карцер! – проревел золотой голем, подобно паровозу. И в рёве том явственно слышалось отчаяние.
…
Бескрайний
Резкая боль пронзила виски, огнём опалила всё тело, и она закричала от этой нахлынувшей боли. Единение с мирозданием, выстроенное с таким трудом, рухнуло, как непомерно выросший карточный домик…
– …Ну-ну-ну-ну… Сейчас, сейчас будет легче.
Тёплая ладонь лежала на лбу, снимая жуткую боль, высасывая её из головы, которая сейчас казалась Марине пустой ореховой скорлупой.
– Я не сумела…
Глаза Элоры мудры и печальны.
– Ясно, не сумела. Ты пытаешься диктовать и приказывать. Навязать миру свои желания. Это немыслимо, невозможно – какая-то букашка против целого мира. Скорее муравей поднимет гору. Пойми же, всё должно быть наоборот. Простейший пример – корабль, использующий силу ветра для того, чтобы идти туда, куда ему нужно. Ветер может быть встречным – не беда, надо лишь умело управлять парусами. Ты же пытаешься устроить себе попутный ветер. Пробуй ещё!
Марина снова сосредоточилась, вызывая такое привычное… да, уже привычное чувство. Она – и мироздание…
– Нет! Не ты – и мироздание! А мироздание и в нём ты! Пробуй снова!
Если я сейчас разревусь от непосильной тяжести, Элора меня просто прогонит, внезапно отчётливо поняла Марина. Ну не удалась ученица, что делать… Я не буду плакать. Ни единой слезинки. И боли я не боюсь. Вперёд!
Волшебница вздохнула.
– Что ж, ты научилась неплохо брать скрытые, неоформленные мысли. Да, так и будет, и все обиды тут неуместны. ТАМ тебя жалеть будет некому. И твоя гибель будет не только твоей – на тебе будут ещё Йорген и Агиэль. Кто не сумел, тот не смог. Надо смочь!
…
Вода капала на темя медленно и размеренно. Кап… долгое ожидание… кап…
Алексей попробовал пошевелить синими от холода губами. Не получилось. Карцер НИИ ФИГА по степени воздействия на заключённых не уступал лучшим застенкам инквизиции и гестапо, вместе взятым.
Колодка, в которую его заковали, была вмурована в стену и представляла нечто вроде двутавровой балки с вырезами для головы и кистей рук. Ноги тоже были закованы в кандалы, привинченные к полу. Впрочем, детали разглядеть особо не удалось – глиняные големы умело и сноровисто закрепили жертву в полусогнутом положении, дверь с лязгом захлопнулась, и наступила тьма.
Следующая капля ударила в темя. Кап… долгая пауза… кап… Пытка водой
Кап… долгая пауза… кап… Об этой опасности Алексей пока не думал. Душа, как он уже уяснил, это нечто многослойное, и самосознание-"Я" находится где-то в самой сердцевине. Что будет с "эфирным телом", сердцевина которого разрушена?
Кап… кап… кап…
Нет. Нет. Нет. Я выдержу.
Кап… кап… кап…
Он внезапно осознал, что видит. Видит в полной, кромешной тьме. Изображение было странным – будто было составлено из множества крохотных вспышек. Так выглядит мир через ночной прицел с мощным фотоумножителем. И на голову будто надели невидимую каску. Нет, не так – словно Алексей Горчаков съёжился внутри внешней оболочки. Очень необычное ощущение…
Однако додумать мысль не удалось. Дверь со скрежетом распахнулась, в глаза ударил яркий свет. Железный истукан… явился…
Колодки с лязгом разомкнулись, и Алексей осел на скользкий от вековой сырости пол.
– Выходи!
Шатаясь и натыкаясь на стены, Горчаков брёл по коридору, освещённому всё теми же белыми трубками. Всё-таки до чего крепкое это "эфирное тело" – живая плоть после такого обращения вряд ли была бы способна двигаться…
– Вперёд!
Сильный тычок стальной лапы, и узник влетает в обширное подвальное помещение, битком набитое нежитью. Опять… Что-то это стало надоедать понемногу, всё гаввах да гаввах… Никакой фантазии…
Здешние черти были заметно крупнее скривнусских, и к тому же не пятнистыми, а полосатыми, на манер котов. Видимо, порода другая…
– Гаввах!
– Господин Золотой Голем! – проревел нечеловеческий голос.
– Гаввах!
Золотой истукан прошествовал к тронному месту и грузно плюхнулся в кресло.
– Дозволь начать, о мой господин?
– Начинайте!
Между тем странное ощущение, возникшее у Горчакова под воздействием ледяной капели, не только не проходило, но и усиливалось. Теперь он чувствовал себя в собственной шкуре, будто в пальто.
– Гаввах! Гаввах! Гаввах! – ревела кругом нежить. А ну-ка!