Девадаси. Верность любви
Шрифт:
Ее тело было похоже на натянутую струну, глаза лихорадочно блестели, лицо пылало жаром. Анри, едва не задохнувшись от возмущения и жалости, воскликнул:
— Вы живы, Тулси! Молоды, здоровы! Идите в другой город, в другую деревню. Придумайте что-нибудь. Не говорите людям правды. Начните новую жизнь. Постепенно вы забудете о прошлом.
— Разве я смогу жить одна?
— Не сможете одна — снова выходите замуж.
Она возразила с потрясающей откровенностью, словно страшный проступок навсегда избавил ее от стыда:
— Муж изобьет меня
— Но меня вы спасли, — возразил Анри и добавил: — Я плохо знаком с вашей верой, Тулси, но слышал, что ваши боги многолики. И так же многолик человек. Он не способен совершать одни лишь хорошие и правильные поступки. Вы сделали так, потому что не могли поступить иначе. Воспользовались данным богами правом защищать свою жизнь! Вряд ли вы смогли бы помочь мужу, приняв мученическую смерть.
— Могла. А теперь его душа вовек не найдет покоя!
— Это неправда.
Тулси не верила. На ее лице лежала печать отчаяния. Сейчас она была похожа на заблудившегося во мраке ребенка.
Неожиданно молодая женщина разрыдалась — впервые с момента гибели Рамчанда и обрушившегося на нее ужаса. Все это время слезы жгли ей грудь, разрывали душу, но не могли пролиться. Чувство невыносимой вины будто заперло что-то внутри на замок, но теперь искреннее сострадание почти незнакомого человека помогло прорвать невидимую плотину.
Тулси захлебывалась от слез, и тогда Анри, сделав усилие, приподнялся, привлек ее к себе и принялся гладить волосы. Его руки мягко обвили ее тело, голова индианки склонилась ему на плечо.
Слезы Тулси намочили одежду в том месте, где остался знак несмываемого позора, и Анри усмехнулся. Он и подумать не мог, что когда-либо вновь будет держать в объятиях женщину, служить ей утешением и защитой. Случалось, он вспоминал Урсулу, их невинные поцелуи, свои мечты — тогда ему казалось, что судьба перебросила его через пропасть, отделяющую рай от ада, свет от мрака и жизнь от смерти.
Стоило ему закрыть глаза, и он переносился в прошлое, где были больная мать, вечные мысли о том, где взять деньги, но также и юношеские грезы, дерзкие надежды, головокружительные планы. Все ушло в никуда, чтобы никогда не вернуться обратно.
— Хотите знать, что произошло со мной? — спросил Анри и, не дожидаясь ответа, с грустью произнес: — Если бы в нашем обществе существовали касты, можно было бы сказать, что я принадлежал к одной из высших. А теперь я — неприкасаемый.
Он начал рассказывать, и Тулси, слушая его, не заметила, как ее слезы высохли. Потом молодая женщина заметила:
— Нельзя выйти из одной касты и вступить в другую. Человек рождается в касте и в ней умирает. Я могу назвать собаку тигром, но она останется собакой.
Тогда Анри показал ей лилию.
— Вы не поняли. Видите знак? Он означает, что я осужденный на каторгу преступник, убийца и вор! И я никогда не смогу доказать, что я невиновен!
Тулси смотрела на него с болезненным интересом и почти священным ужасом.
— Вам было больно?
— Мне было больно вот здесь. — Анри приложил руку к груди. — Вот где главное клеймо! У меня отняли родину, мать, невесту, имя и честь.
— Вы хотите вернуться домой?
Анри помрачнел.
— Я никогда не смогу вернуться. Мне некуда возвращаться.
Молодая женщина молчала, и тогда он произнес то, о чем думали оба:
— Пойдем вместе, Тулси! В неизвестность, в никуда! Без надежды и веры. Чтобы нести свою тяжелую ношу и жить наперекор судьбе!
Индианка не отрываясь смотрела на него большими печальными глазами.
— Вы хотите взять меня с собой? Зачем?
Анри сказал то, что было правдой, то, о чем он подумал, когда она плакала у него на плече.
— Я боюсь оставлять вас одну.
Глава VII
Везде, где им довелось проходить, земля несла на себе печать войны. Англичане воевали с французами, те и другие — с местными правителями, местные правители — между собой. Дабы лишить друг друга продовольствия, путей сообщения и поддержки населения, все без исключения участники сражений разрушали ирригационные сооружения, из-за чего затоплялись рисовые поля, уничтожались плотины и мосты, происходил грабеж деревень.
Анри и Тулси пришлось увидеть и пепелища, и умиравшие от ожогов, роняющие на землю обугленные ветки деревья, и женщин, безутешно рыдающих над телами близких, погибших во время артиллерийского обстрела. А еще — окропленные кровью и исполосованные колесами орудий дороги, ряды служивших могилами канав, зловещих стервятников, круживших над разоренными селениями. Порой беглецы слышали вблизи грохот пушек и тотчас сворачивали в сторону.
Они обменяли на продукты почти все украшения Тулси. Анри возражал, но молодая женщина дала понять, что для нее золото и камни не ценность, а всего лишь болезненное напоминание о прежней жизни.
Иногда даже золото не имело цены, потому что население голодало и еды попросту не было. Возле многих деревень валялись огромные груды мусора и навоза; похожие на скелеты собаки рылись в них, тщетно стараясь отыскать что-то пригодное для пропитания. Огромные худые буйволы медленно пережевывали солому.
Силы Анри постепенно восстановились — во многом благодаря тому, что он чувствовал ответственность за жизнь своей спутницы. Случалось, они ночевали на одной кровати — не сняв одежды и целомудренно отвернувшись друг от друга.