Девчачьи нежности
Шрифт:
Эй, а «пять» поставить?
Блин. Не сработало. Но троллинг зачетный, Вера как-то добрее стала, что ли.
Она. Коньки
Что чувствует человек, которому далеко за тридцать и который покупает себе – первые в жизни – собственные – настоящие – фигурные коньки?
А я вам скажу.
Он чувствует, что одна его детская – небольшая – скромная такая – мечта сбылась. И от этого очень ему радостно. Потому что много своих скромных детских мечт он уже давно схоронил, а вот эту спас.
В моем детстве все коньки были с чужой ноги. Первые достались мне от одного из двоюродных братьев. Не помню, от кого именно перешли
А может, это были коньки всех братьев сразу? Наверняка они носили их по очереди после Женьки, самого старшего. Мне, конечно, больше хотелось белые «фигурки» с высоким ботинком, а не коричневые короткие «дутыши», но их мне никто не отдавал. К тому же, я привыкла донашивать после братьев их вещи. Иногда доставалось и что-нибудь хорошее – джинсы, например, или «ковбойки». Или немаркие болоньевые куртки, в которых было можно лазить по гаражам и заборам. Их было не жалко маме, потому что мама особенно трепетала только по поводу тех вещей, которые были новые и «на выход».
Свои первые шаги в фигурном катании мы делали не на льду, а на укатанном снегу – на дороге во дворе. Машин тогда было мало, и мы никому не мешали, и нам никто не мешал. На снегу было видно, кто как сделал вираж вперед и вираж назад. Особенно красивые выходили следы от разворота. И очень легко получалось ходить на зубцах.
Когда мама впервые привезла нас с сестрой на каток «Динамо», лед удивил нас – на нем устоять было труднее, нежели на укатанной машинами дороге. Но мы уже получили прививку равновесия и поэтому шишек набили немного.
Самую свою большую шишку я заработала на нашей горке. Я решила съехать по ледяному склону, стоя на ногах и спиной вперед. Смертельный был номер, потому что в конце спуска я упала лицом вниз. Из носа пошла кровь, а на лбу – не спасла даже толстая цигейковая шапка – моментально вырос рог, который в течение двух недель менял свою окраску: от чернильно-фиолетового до лимонно-зеленого. А потом синяк сполз, и под глазами залегли загадочные тени.
Вторые мои коньки были вожделенные белые «фигурки». Но у них отломились несколько крючков, с ботинок облезла краска, и они казались сшитыми из кожи старого и больного мелкопятнистого жирафа. Можно было бы покрасить их белой краской, которая осталась после покраски окон, но мама сказала: «Это же чужая вещь! Дали только покататься, а потом вернуть!» Впрочем, на ботинках еще была видна золотистая эмблема из пяти олимпийских колец, и ими тоже можно было изредка хвастаться.
Эти коньки дала поносить мамина подруга тетя Юля. «Фигурки», скорее всего, укатали две ее дочери. Но Олю и Наташу было за что простить – их папа работал в Центральном парке карусельщиком на аттракционе «Колокольчик». И нас с сестрой он всегда пускал кататься бесплатно. Сколько хочешь. Пока тошнить не начнет.
Вот с этими «жирафами» мама возила нас на «Динамо» каждые выходные. У нас были дырчатые, вязаные крючком сумки, из которых лезвия торчали в разные стороны. «Мамаша!!! – вопили на нее тетки в троллейбусах. – За детьми смотрите! Все ноги поистыкали!!!»
Как трогательны были те девчонки, которые в толстых шапках на резинке, в клетчатых пальто на толстом ватине и сползающих коричневых гамашах, выкатывались на динамовскую ледовую дорожку и мечтали стать звездами фигурного катания. Я не помню, сколько стоил билет на каток – может быть, рубль, может быть, пятьдесят копеек. Я не знаю, были ли в то время коньки в магазине «Старт»
…а купили мне лыжи. Для школы. Новешенькие, с жесткими креплениями, с пахнущими дегтем кожаными ботинками.
Нет, лыжи сами по себе – может, и ничего. Но зимние уроки физ-ры были по-настоящему обидной повинностью – из-за одного только обстоятельства. Дважды в неделю нужно было тащить на себе в школу целый ворох: мешок со спортивной одеждой, лыжи с палками и ботинками и портфель со всей школьной дребеденью. Демисезонные болоньевые круточки, в которых мы катались, простреливались едким сибирским хиусом насквозь. Мы пытались схитрить – надеть под школьное платье свитер и штаны с начесом, прийти в школу по двадцатиградусному морозу в лыжных ботинках на тонкой кожаной подошве. Но в начесе было жарко и неудобно, а ботинки со школьным платьем смотрелись «не эстетично», говорила завуч и отправляла нас переодеваться. Мы, конечно, из вредности никуда переодеваться не шли. А после урока физкультуры, как назло, нужно было еще отсидеть пару алгебры в этом намокшем от праведных трудов на лыжне начесе. По дороге к школе веревочки обязательно развязывались, и лыжный «боекомплект» рассыпался. Хотелось выть волком на утренние морозные звезды, собирая все эти палко-лыжи закоченевшими пальцами в кучу, и неотвратимой карой маячила запись в дневнике за опоздание на первый урок.
В третьем классе наш физрук Барбарисыч сжалился над девочками, разрешив вместо лыж коньки. И одну зиму мы носили в сумке для сменки свои подержанные «белоснежки», которые глухо стучали там лезвием о лезвие. Это были самые прекрасные уроки физкультуры, почти балет!
Следующие мои коньки были ничем не примечательны. Они были почти новые. Но они тоже были чужие, и их тоже следовало передать по наследству младшим родственникам, когда вырастет нога.
А нога все росла и росла, и у чужих людей уже не находилось для нее подходящего фигурного ботинка. Я ездила на динамовский каток со свидетельством о рождении в зеленой корочке и брала заветные ботинки напрокат. С разбитыми носами, дырявыми пятками и мокрыми оборванными шнурками – такие «фигурки» никак не тешили меня. Ноги в них коченели и подворачивались, и катку на стадионе «Динамо» пришлось сказать «прощай».
А мечта о своих, теплых, удобных коньках, в которых никто не езживал, осталась. Нога наконец-то остановила свой рост, коньки давно уже не в дефиците, и даже семейный бюджет легко бы зализал нанесенные их покупкой раны. И мама не скажет, что это ужас как дорого. Мы просто не скажем ей, что купили их. Нам почти сорок, если что. Чего ж ты ждешь, девочка в пальто на ватине?
И вот я стою в магазине среди спортивного инвентаря и изо всех сил решаюсь на растрату. Топаю точеными лезвиями в резиновый коврик и пытаюсь собрать в голове сто аргументов в пользу покупки пижонистой пары с белой опушкой и рисунками. Дороговато, черт.
Но один аргумент кажется мне особенно убедительным. В конце концов, у меня дочь подрастает. И ей перейдут по наследству расписные конечки на волшебном скользящем ходу – не с чужой причем ноги, а с родной. Вот увидишь, я буду с ними бережно, и к твоему 38-му размеру они будут как новые.
Я. Родительское собрание
Мне всегда хотелось узнать, о чем говорит наша классная с родителями на родительском собрании. Не хочется, знаете ли, каких либо неожиданностей: придешь такая домой, а тебе – ну-ка, отвечай за все свои прегрешения, а ты и знать не знаешь, за какие именно.