Девчачьи нежности
Шрифт:
Больше всего, конечно, мне доставалось.
– Зайди «ВКонтакт», – кричит мама с кухни, – я там Бунина выложила! А он, между прочим, нобелевский лауреат! И лайк не забудь поставить!
А вы говорите, «выпрашивать лайки в интернете». Да что вы знаете об этом…
Она. Фортепиано
Два года в музыкалке, и все зря. Ну, решил так человек, что ж поделать. Нет так нет. Мы и сами видели, как интерес к музыке упал до нуля: все сложнее было ее усадить к инструменту. Но я не хочу в старости вот этого: «Я, может, бить чечетку хотела, а вы меня – на фортепиано…»
Но про музыкалку приятно вспомнить. Докотькинская эпоха. Одни «пятерки», концерты, экзамены, мы с бабушкой в зале сидим гордые… Стоп, это всего лишь наше тщеславие, а жизнь-то – её.
Вот как это было.
Нет, я не в восторге. Я совсем не в восторге от того, что у меня дома появилось пианино. Лет двадцать эдак пять назад я очень бы этого хотела. Но теперь – не очень. Воспринимаю как данность. Ну, видать, звезды так взошли, чтобы в большой комнате встало старое, расстроенное пианино.
Мы его настроим. Мы ноты уже на него положили – достались как приданое к пианино. Нам грузчики, пианино на восьмой этаж поднявшие, посоветовали внутрь банку с водой поставить. Мы поставили. Теперь настройщика ждем. Морально готовимся к гаммам и разным пассажам.
А в нотах – песенки всякие, Шаинский, Пахмутова-Добронравов, пропа-а-ла собака-а, и тому подобное. И даже самоучитель есть – Мохеля и Зиминой, 1960 года, Музгиз. Есть в нем ария индейского гостя из оперы «Садко» и контрданс-экосез. Мохель и Зимина, вы вообще уверены, что это можно самостоятельно выучить? Не одно поколение, говорите, выросло, выучилось, и никто-никто таких вопросов не задавал?
И вот буду я читать самоучитель и пальцем так в клавиши тыкать – где тут у вас «до» второй октавы? Чего, вы там говорите, бемоль у вас делает? Страшно интересно, смогу ли я – человек, никогда в тесных связях с музыкой не замеченный, что-то в этих октавах и бемолях понять? Ну, не так, чтобы фугу Баха по памяти играть, а так, чтобы песенку какую-нибудь детскую разучить, всего-навсего ради интереса. И вообще, есть ли слух у меня, тоже очень интересно проверить.
А пока на пианино у меня только легкая досада. Во-первых, вон сколько места сразу заняло. Мне и так кажется, что квартира с каждой минутой хламом прирастает, а тут сразу – здрасьте! – приросло целым пианино. Интерьер опять же портит – у него фасад выщерблен и вообще совсем не в тон обстановки. Гостевые дети теперь все на нем блямкать будут без устали. А для меня вообще-то лучшая музыка – это тишина.
На грузчиков потратились, а могли бы в кино сходить. Короче, пока одни только претензии к новому предмету мебели.
Нам его соседи на время дали, пока наш ребенок к музыке интерес имеет. Как интерес пропадет, просят вернуть. Раз дали, пусть тогда потом на блямканье и гаммы эти бесконечные не жалуются.
Я тоже, может быть, в детстве интерес к музыке имела. Только моим родителям пианино никто отдать не стремился. Хотя у многих было. У Аллы Иосифовны из 26-ой было, у Барашковых было, у Аблиповых было.
Мне вообще тогда казалось, что учиться в музыкальной школе – это зашибись как здорово. В
Маргарита Барашкова была моей соседкой и училась в музыкальной школе. Когда нам было лет семь или восемь, я пришла к Маргарите и сказала:
– Давай играть в музыкальную школу. И ты меня учить будешь, а то меня родители в музыкальную школу не отдают.
Пианино у Барашковых было черное, с желтыми клавишами, наверняка старинное. И оно было бабушкино.
Маргарита показала мне, как играть одним пальцем «Как под горкой, под горой торговал старик золой…» Все просто, фигня какая. Вот смотри, сначала вот эту жмешь, а потом эту… Да что ж ты за бестолочь такая, раздражалась кудрявая Маргарита. Ну, смотри еще раз. Да не сюда, а вот сюда жми. А сюда два раза. Ну, поняла? Ничего я не поняла и снова нажала не ту клавишу. Как с тобой трудно, вздыхала Маргарита. Она взяла красный фломастер и нарисовала на желтых старинных бабушкиных клавишах цифры – один-два-три, в какой последовательности их нужно нажимать. Я сыграла эту «как под горку» без сучка и задоринки. Молодец, похвалила меня Маргарита, завтра будем учить «У дороги чибис». А теперь помоем клавиши.
И она принесла мокрую тряпочку. Мы начали тереть клавиши, а клавиши стали блеять и гудеть под нашими руками. На пожелтевшем лаке оставались бледные розовые циферки. Надо с мылом, решила Маргарита и пошла в ванную мылить тряпку. Но мыло циферки не оттерло. Надо одеколоном, решила Маргарита и принесла дедушкин «Шипр». Запах «Шипра» ел глаза, но и одеколон не оттер еле видные циферки. Может, ацетоном, спросила я. Лучше не надо, в панике прошептала Маргарита. Что сказала про «оцифрованное» пианино бабушка, я не знаю. Но назавтра учить «Чибиса» я к Барашковым не пошла…
Наташа Аблипова, когда я ее попросила, тоже взялась меня учить музыке. Это было классе в шестом или пятом. Она уже умела играть самое начало «Лунной сонаты», а потом сбивалась. А «К Элизе» уже не сбивалась. Вот «К Элизе» давай и выучим, сказала Наташа. Я еще подумала, странное название какое – Кылизе. А потом в нотах увидела, что «К Элизе». И она показала вот это: па-па-па-па, па-ра-ра-рам, па-ра-ра-рам, па-ра-ра-рам… Ну, в общем-то, ничего сложного. Сначала вот сюда, а потом вот так и вот так. И у меня даже получалось вот это «па-па-па-па». А потом нам надоело. И я решила, что неспособна к музыке.
А потом я вдруг, сама того не ожидая, стала учиться играть на гитаре. Я уже перешла в другую школу, и у одной нашей одноклассницы брат играл в рок-группе. И она сама тоже умела играть на гитаре. А все вокруг, куда ни плюнь, или уже умели, или учились играть на гитаре. Ну, почти все. В десятом-то классе. Ну, как умели? Кто-то и вправду умел, а кто-то только думал, что умел. Но моя-то одноклассница еще немножко умела играть на скрипке. А скрипка – это ого-го-го, это буквально высшая математика в музыке!