Девчонка идет на войну(2-е издание)
Шрифт:
Снаряды стали рваться на берегу, там, где было минное поле. Осколки свистели над причалом.
— Товарищ майор! — закричал кто-то диким голосом у меня за спиной.
Я оглянулась. Старший морской начальник медленно опускался на землю. К нему бросились моряки, подняли и, не обращая внимания на свистящие над головами осколки, побежали к командному пункту.
— Ты знала его? — спросил меня Стариков.
— Нет. Никогда раньше не видела, — ответила я будто сквозь сон.
Впервые мне пришлось увидеть, как здоровый и полный сил человек сразу выбывает из строя. Это было настолько страшно и дико, что у меня начала кружиться
Об этом командире я слышала много. О нем у нас хо дили легенды. Это он со своим отрядом первым высадился здесь, и его моряки трое суток держались без подкрепления, без воды и пищи, окруженные озверевшим противником. Я почему-то представляла себе старшего морского начальника пожилым, грозным, а у него было совсем молодое лицо и хорошая, открытая улыбка. И вот шальной осколок, который мог бы пролететь мимо, попал прямо в этого человека.
Через несколько часов пришел катер и раненого старморнача увезли. Его провожало много моряков, и впервые в жизни я с ужасом увидела, как плачут мужчины. Это было страшнее бомбежек и обстрела.
Через два дня мы узнали, что он умер.
Наши отбросили фашистов довольно далеко от берега и продвигались все дальше и дальше.
Как-то к причалу подошел мотобот. Обычно они выползают носом на берег, а этот пришвартовался к причалу. Я пошла узнать, что он привез, и увидела Куртмалая.
— Сеструха, — закричал он радостно, одним прыжком перепрыгивая на причал, — здорово, сеструха! Ну, как дела боевые? Ты что,все время здесь?
Цыган засыпал меня кучей вопросов, не давая ответить, и видно было, что он рад нашей встрече.
Прощаясь, Куртмалай спросил:
— Тут к тебе никто не лезет? Если что, скажи мне!
— Обойдусь, — ответила я.
С этих пор он всегда подходил к причалу и каждый раз привозил мне что-нибудь приятное.
— Вот, сеструха, цепочку достал пистолет подвешивать, Для красоты.
— Где ты ее взял?
— А тебе не все ли равно, — отвечал цыган, ухмыляясь, — бери, когда дают.
Но, честное слово, не из-за этих подарков я все больше и больше привязывалась к Куртмалаю. Мне даже не хватало его, если он не приходил.
— Ты не заболел после той высадки? — как-то раз спросила я его, имея в виду живой трап. Он понял.
— Я дубленый, меня никакая простуда не возьмет. — И, засмеявшись, добавил, — Лишь бы были мои фронтовые сто грамм.
Однажды я упрекнула его:
— Трудно было тебе подойти тогда к берегу? А я из-за тебя с женихом не простилась.
— Не надо было брехать, — резонно заметил он, — сказала бы, что жених, а то начала мозги крутить: брат, брат.
— Так бы ты и подошел, если бы я сказала, что жених.
Он подумал и засмеялся:
— Точно, сеструха, не подошел бы. А хочешь, схожу к нему, если чего передать надо?
— Нет уж, спасибо!
Как-то я спросила его:
— А каким образом ты попал на флот? Разве цыган в армию берут?
— Э, сеструха, это длинная история. Я ведь вырос не в таборе, а в детдоме в Куйбышеве. Хотя родился в Крыму. У меня отец был бароном. Ты не знаешь, что это такое? Глава табора. Его все слушались, уж о ребятах и говорить нечего, мы даже взгляда его боялись. Брови лохматые, как зыркнет из-под них, так, бывало, сразу душа в пятки уйдет.
— А мать?
— У меня мать рано умерла, я и не помню ее. Бабку помню,
— И тебя в детдом отдали?
— Нет, — почему-то гордо и даже надменно сказал Куртмалай, — у нас в детдом не отдают.
— А как же ты?
— Он, отец, дрался здорово. Чуть что — за кнут. И вот однажды я на рынке залез какой-то тетке в карман, а меня поймали.
— Ты по карманам лазил?!
— Нет, стихи тебе в альбом писал. Конечно, лазил, все было. Ну вот, милиционер привел меня к отцу. Отец — за кнут. Лупил и приговаривал: «Не умеешь — не берись, не умеешь — не берись». Мне тогда лет одиннадцать исполнилось. Да, это в тридцать первом году было. Обозлился я тогда и сбежал. Ехал на буферах да на крышах, а куда — сам не знал, только бы подальше. Видишь ли, сеструха, я уж и рад бы вернуться, но за этот побег отец меня прибил бы. Ну, может, и не до смерти, а калекой бы сделал. Вот так я и попал в Куйбышев. Тогда он еще Самарой назывался. После детдома на пароходе по Волге ходил матросом, а потом меня призвали на флот. Вот и все.
— И ты не искал отца?
— Нет. Сначала боялся, потом — отвык.
— А он тебя не искал?
— Кто его знает, может, и искал. Ну, ладно, мне пора. Будь здорова, сеструха.
Сегодня пришло пополнение для бригады морской пехоты. Ребята один за другим прыгали с борта тральщика на причал. Я смотрела на них и никак не могла понять, чем они отличаются от всех нас? А они чем-то отличались.
— Видишь? — спросил, подойдя ко мне, командир комендантского взвода, — погоны умальчиков.
Ага, вот в чем было дело!
— А нам тоже дадут? — поинтересовалась я.
— Конечно. Погоны введены для всех родов войск. Ты что, не слышала?
Я и вправду не слышала. А хорошо, если бы нам дали золотые или с большим золотым якорем. Я представила себя в шинели с такими погонами и очень себе понравилась.
Нам привезли письма. Мне тоже посчастливилось: получила весточку от Гешки. Он писал: «Нинка, здравствуй, сестренка! Только попрошу без фамильярностей. Я уже тебе не просто Гешка, а снайпер, имеющий на личном счету двадцать восемь уничтоженных убийц. За это красноармеец Геннадий Федорович Морозов награжден медалью «За отвагу». Счет растет. И, честное слово, я считаю попусту прошедшим день, когда не увеличиваю этот счет. Нинка, если бы ты видела, сколько горя принесли людям эти звери. У меня аж сердце холодеет от ненависти к ним. Знаешь, Нина, я видел состав с убитыми ребятишками. У одного малыша в руке был серый резиновый зайчишка. И я теперь никак не могу избавиться от мысли, что это я не уберег ребятишек. Даже во сне вижу этого резинового зайчишку. Я уже успел привыкнуть к смерти, Нина, но это жутко…»
Бедный мой Гешка. Я почему-то увидела его сейчас постаревшим и с седыми висками. Плохо было все-таки, что мы воевали так далеко друг от друга.
Ночью сильно обстреливали и бомбили, наши линейщики не успевали выходить на линию.
Коммутатор, на котором дежурят Иван Ключников и Петька Горохов, обеспечивает связь командования со всеми частями, постами и передним краем. Иван попросил подменить его и тоже пошел на линию. Потом прибежал Петька и сказал, что меня вызывает капитан. Вид у Петьки был совершенно убитый, даже слезы стояли в глазах.