Девчонка идет на войну
Шрифт:
— Нина, вот тебе увольнительная.
Я настолько уже привыкла к этому, что, не краснея, брала ее и спокойно уходила на свидание.
А свидания были теперь такими короткими. Мы едва успевали поделиться новостями, как Борис уходил на аэродром, наказывая мне беречь себя и не лезть на рожон. И все-таки эти встречи были мучительно необходимы нам, чтобы хоть на миг увидеть друг друга и убедиться, что ничего не случилось.
Последние дни мы не столько учились, сколько сидели в бомбоубежище. Во время одной
— Это вражеская артиллерия, — сказал нам утром старшина.
Значит, фашисты совсем близко.
После обеда ко мне подошел Ремизов.
— Вот увольнительная. Возможно, его долго не будет. Подожди. Им сейчас очень трудно.
Им — значит летчикам, которые действительно, едва успев приземлиться, снова и снова поднимались в воздух и уходили куда-то на север. Им — значит Борису, которого я не видела уже несколько дней и даже не знала, жив ли он, не ранен ли.
Я так обрадовалась этой увольнительной, что готова ' была расцеловать Ремизова.
Когда я прибежала на Пушкинскую, Бориса еще не было. Открыла дверь и в раздумье села у стола. Время шло, а его все не было. У меня начали слипаться глаза. Я прилегла на диван и сразу будто провалилась в бездонный колодец.
Проснулась оттого, что почувствовала на себе пристальный тяжелый взгляд. Рядом устало сидел Борис и в упор смотрел на меня. Радуясь тому, что он живой и здоровый и снова со мной, я протянула к нему руки. Но он отстранил их и спросил:
— Нина, ответь мне сразу: ты будешь моей женой?
— Конечно, — ответила я, — ну, как ты думаешь, чьей же я еще женой буду?
— Сегодня? Сейчас?
— Что сейчас?
— Ты будешь моей женой сейчас?
— Чудак, так сейчас уже ЗАГС не работает. Время-то…
— Нина, не будь ребенком. При чем тут ЗАГС?
— Я, слава богу, не ребенок. Если ты хочешь знать, то мне уже человек десять предложения делали. Только я на них на всех плевала.
— Так ты согласна? — снова спросил он, наклоняясь ко мне.
И вдруг я поняла каким-то внутренним чутьем, что это означает — быть его женой. И так перепугалась, что у меня отнялся язык.
Если бы сейчас на его месте был кто-то другой, это меня бы так не потрясло. Но это был мой любимый, мой единственный на свете человек, но с каким-то чужим лицом. Выскользнув из-под его руки, я соскочила с дивана.
— Боря, мне надо спросить разрешения у мамы. Вот я сегодня же напишу ей.
— У тебя нет мамы, — напомнил он.
Меня будто ударило по лицу. Я, правда, забыла, что ее нет. Мне просто необходима была сейчас мама.
— Да, Боря, — сказала я, — я это нечаянно сказала. Но я должна написать домой обязательно. Ну как это можно, выходить замуж и — ни слова
— А если тебе запретят?
— Все равно выйду, — успокоила я его.
— Тогда зачем же ждать ответа? Напишем как о свершившемся факте.
— Боря, подожди, ты только не подходи ко мне, пожалуйста, выслушай меня. Когда меня Ремизов провожает сюда, он каждый раз говорит, чтобы все было в порядке.
— Какое дело Ремизову до наших отношений? Все, что ты говоришь, это просто вздор. Нинка, каждую минуту кого-то из нас может не стать. Так почему мы должны в угоду Ремизову отказывать себе в счастье?
— Нет-нет, я же буду приходить все равно.
— Нина, я хочу, чтобы ты стала моей женой. И ты будешь ею.
Ого, каким тоном это было сказано! Я понимала, что сейчас, если не найду нужных слов, я пропала.
— Боря, — как можно убедительнее сказала я, — если ты хочешь стать моим мужем, то тебе придется подождать два года. Ведь ты же знаешь, что мне еще нет семнадцати лет.
Но это уже был не Боря, а совсем чужой и страшный человек.
— Уйди, уйди на десять минут. Оставь меня, дай мне подумать, — со слсзами взмолилась я.
Я всей душой ненавидела этого чужого человека, и прикосновение его рук вызывало у меня дрожь отвращения и ужаса.
— Что тебе дадут десять минут?
— Это моя единственная просьба, — сказала я плача.
— Ну, хорошо, я выйду, — он поднес руку к моим глазам. — Видишь, без пяти восемь.
Борис вышел, запер дверь на ключ, и я услышала, как он сбежал с крыльца.
Что мне делать? Кинулась к окну, оно не открывается. Я заметалась по комнате.
И вдруг взгляд упал на телефон. Я подбежала к нему, сняла трубку и покрутила ручку. Тотчас ответили:
— «Талисман» слушает.
— Товарищ Талисман, как можно быстрее дайте мне какого-нибудь начальника!
Наверное, у меня был такой требовательный тон, что сейчас же кого-то подключили.
— Да, — прозвучал глубокий бас.
— Это говорят с квартиры капитана Брянцева, — сказала я, — понимаете, он хочет жениться на мне, но, честное слово, это нельзя. Пожалуйста, скажите ему, пусть он отпустит меня.
На том конце провода раздалось что-то вроде смеха.
— С кем я разговариваю? — спросил бас.
— Краснофлотец Морозова, — отрапортовала я.
— Я не пойму, в чем дело, — сказал бас.
— Вы просто скажите ему, чтобы он меня отпустил.
Бас засмеялся:
— Ну, дайте Брянцеву трубку.
— Ага. Сейчас. Подождите минуточку.
Я подошла к двери и крикнула:
— Боря, зайди, пожалуйста!
Но там было тихо, и я стала стучать кулаками в дверь. Борис открыл ее, вошел и спросил:
— Ну, что же ты решила?
— Тебя к телефону, Боря, — сказала я.
Он запер дверь и пошел к столу.