Девчонка с Восточной улицы
Шрифт:
28-е августа. Второй день льёт дождь. Серёжа по дороге в Магадан на каком-то брошенном руднике прихватил несколько железных печурок-буржуек. Поставили одну в нашей палатке. Хорошо, сухо. Вылезать не хочется. Второй день тружусь над журналом для образцов. Хорошо, что приехал Исаак, как-то повеселее стало. Он лёгкий в общении, с хорошим чувством юмора, и не подгоняет скорее работать, а работа веселее спорится. Мы с ним подружились сразу, подшучиваем и подкалываем друг друга.
Вода в реке поднялась. Снесло одну суму с мясом. Жалко. Дань духу тайги.
30-е августа у Толи день рождения. У Геры – 5-го. Решили отмечать вместе: где-то будем 5-го?
Приехали. А в магазине – ревизия, магазин закрыт. Пошла в столовую, улыбнулась шеф-повару. Помогло. Отдал всю свою муку, канадскую, 4.5 кг. И капусту, зелёный лук, укроп, петрушку! Им ревизионная оказия привезла, и он, на радостях от моей улыбки, поделился. Серёжа, тем временем, раздобыл где-то браги. Приехали назад. Все обрадовались браге, похлебали из бидона и сидят, тихо и блаженно улыбаются. Чёрт бы их побрал! Идите-ка мне помогать, без ужина, да ещё и праздничного, останетесь! Берусь за пирожки. Чёрт бы побрал эту канадскую муку! Совсем не клеится. По полчаса леплю пирожок, и, в результате, в котле он расклеивается, и варенье (запасённое на Печальном) вытекает в масло. Так что, будем есть новое блюдо: жареное варенье из голубики. Зато получился отличный салат: капуста с зелёным луком, петрушкой, подсолнечным маслом и соком брусники.
Из Магадана же Серёжа привез подарки, что нашёл: Толе – справочник по автоматике и книжку о Колыме, Герману – механическую бритву "Турист". Мимоходом между готовкой сочиняем надписи к подаркам. Толе: "Учись у других мыслить, не теряя собственной мысли" и к ней – какой-то высокопарный стих о Колыме. Гере: "Шуми бритвой, Шумов, и не устраивай шумов" (Шумов – это его фамилия, а разносы он устраивает часто).
Стол опять устроили со свечами. Как-то стало тепло и весело. Серёжа на гитаре, оказывается, хорошо играет. Расслабился, и такой весёлый, добрый. Это из-за Исаака: то на Серёже вся ответственность, а он в первый раз начальником, а теперь здесь старший есть. С Германом он, как будто, всё время боялся совершить какой-нибудь промах.
Поём, стараемся под гитару нечто вроде мумбы-юмбы плясать. Гуляли дружно до 3-х утра, потом кое-кто ушёл. Остались мы с Толей, Саша, Исаак, Вера. Сидим поём, уже тихие, лирические песни. 7 часов утра! Ого! Мне ведь сегодня дежурить! Вера, пока мы поём, моет посуду, даёт мне роздышку. Зарядил дождь, хотя тепло. Маршрутов не будет, как кстати!
В 8 мы с Верой идём спать, остальные уже спят. Только стали засыпать – Вера как закричит! К ней в спальник мышь забежала. Вера из спальника выскочила, а мышь не хочет. Забилась в уголок и не шевелится. Мы стоим на моём спальнике. Наконец заглядывают Коля и Витя. Мы объясняем. Невозмутимый Коля с загадочной полуулыбкой мадонны сгребает спальник в охапку, выносит из палатки и, выворачивая наизнанку, одновременно вытряхивает. А вот и она. Замерла, глаза-бусинки бегают, выясняют обстановку, потом шмыг в траву. Упали спать. Вдруг меня кто-то тихонько за ноги постукивает. Открываю глаза – Толя:
– Ты же дежурная, уже 10-15!
– Толечка! Дождь сильный! Маршрутов не будет! Дай поспать чуточку!
В 11 я встаю. Снова пироги, тесто осталось, не пропадать же добру. А потом, после этого веселья – чистить все кастрюли, вёдра, тазы, ножи и крышки!!! Посуду обычно моют ребята, а крышки они к посуде не относят. Да и вода холодная. Так что на них вековая грязь. Давно бы надо вычистить, да руки
Решили снова делать баню, по инициативе Исаака. Нас с Верой опять переместили к Герману, образцам и продуктам.
Уже 1 час ночи, 2-е сентября. И сегодня – маршруты. Подъём в 7-00. Маршрут тяжёлый, идём 4-е человека, наша первая группа. Солнышко, тепло. Куртку не беру, чтобы было полегче. Идём в гору, отстаю. Уговариваю себя: только не спеши, не догоняй, сохраняй ритм. Вдруг поднимается ветер, и мгновенно налетает волной холод. Растительности – никакой, камень. Залезли в какую-то канаву, перекусили. Идём дальше. Холод накатывается, как перекати-поле. Видим остатки каких-то двух домиков. Бежим к ним. В одном – пол выложен большим железным листом. Собираем обломки деревяшек вокруг. Разожгли в нём костер. Дым ест глаза, вихрем гуляя в полуразрушенном строении. Зато нет ветра и почти тепло. Вскипятили чай, доели. Ребята пошли собирать камни, я осталась "хранительницей огня", чтобы можно было забежать погреться. Через 20 минут начался дождь, через 30 – сильнее, через 40 – снег, через 45 минут прибежали полуживые ребята. Сохнут, греются. Ветер швыряет охапки снега, ледяной крупы. Добровольцы выскакивают в поисках деревяшек.
Начинаем оглядываться: что же это за строение странное? Почему пол представляет собой огромный железный лист с наклоном? Что это за крючья в стенах, жёлоб по краю наклонной плиты? Во второй комнате, в углу свален какой-то хлам. Ворошим в поисках дерева. Находим железные клещи, прутья. Боже! Мы вспоминаем картины из кинофильмов о войне, сцены фашистских пыток! Нет! Это же бывший рудник, почему нет ни одного дома, только эти два? Осматриваем внимательно уже с направленными мыслями, и находим только новые подтверждения нашей догадке. Несмотря на ледяную крупу и жуткий ветер, выскакиваем на улицу. Никакая сила не заставит нас туда вернуться!
Находим вблизи выщербленный склон горы и забиваемся туда, тесно прижавшись, чтобы уместиться за ничтожный выступ, заслоняющий от ветра. На мне майка и тонкая шерстяная рубашка, ребята в майках и ковбойках, только у Геры – штормовка и тёплый шарф на шее. Я уже приготовилась отказаться от его благодеяния в виде шарфа, но благодеяния не последовало. Ребята изумлённо смотрят на Германа и в недоумении отводят взгляды. Особенно Толя, у него чувство взаимовыручки развито по максимуму. Он открывает рот, но я вовремя успеваю его остановить вопросом:
– Почему же эти два строения остались? Никто не решился притронуться к человеческому (вернее, нечеловеческому) страданию? Или в память и назидание потомкам?
Соображаем, что лагеря здесь появились задолго до войны и фашистского опыта. А может это они у нас перенимали опыт? Страшные мысли: ведь это наш дом, наша страна.
Наконец, снег прекращается, остаётся дождь. Мы совсем закоченели, но надо, всё-таки, собирать образцы, второй раз сюда идти – немыслимо, да и дело к осени, погода не улучшит свои проявления.
Мы разделились на две группы. Мы с Германом обшариваем соседний склон и распадок. Здесь большая площадь россыпи касситеритов, и нам много работы. Коля и Толя идут в распадок за строениями (слово "дом" здесь невозможно больше произнести). Что там – не знаем, им придётся определяться самим.
Мы постепенно продвигаемся к краю бывшего рудника, работа закончена. Ждём ребят, вжавшись в какое-то заглубление между камнями. Тут Гера снимает шарф и укутывает мою шею. Я сопротивляюсь, я уже обижена, и мне не нужны благодеяния.