Девчонки и слезы
Шрифт:
Затем я придумываю разные приключения. Подвергаю бедняжку Мертл травматическим испытаниям. (В какие передряги она у меня только не попадает!) Точно героиня мышиной мелодрамы. За Мертл гоняются кошки, охотятся собаки, на нее нападает шайка крысят. Она закатывает пирушку на кухне и чуть было не угождает в мышеловку. У нее нарывает лапка, и ее выхаживает хомячиха (воскресшая
Мертл и ее воображаемый мир убаюкивают сознание, и я почти забываю о папе, Анне и их кошмарной ситуации. Слышу, как поднимается Анна, как она принимает душ, как заставляет Цыпу умыться и одеться, но по ее тону не догадаешься, в каком она настроении.
Вдруг все утряслось и встало на свои места? Может, у папы есть веская причина, по которой он отсутствовал полночи? А что, если папа и Анна уже помирились после ссоры? Может, за завтраком они будут не сводить друг с друга глаз – совсем как прежде?
Всегда терпеть не могла, когда папа обнимал Анну за талию, а она прижималась к нему. Но сейчас бы отдала все на свете, лишь бы увидеть, как они сидят, прильнув друг к дружке. Но когда я спускаюсь на кухню, никто не обнимается и не милуется. Анна нежно воркует с Цыпой, кормит его хлопьями с молоком и разрешает посидеть у нее на коленках, пока он ест. Папа стоит возле раковины и пьет кофе из кружки, ни на кого не глядит и не произносит ни слова – словно мы не его семья.
Я смотрю на Анну – у нее воспаленные глаза и белое лицо. Я жутко зла на папу. Как он смеет издеваться над ней, издеваться над нашей жизнью!
– Папа, у меня к тебе разговор. – Я подхожу к нему.
– Что? Слушай, Элли, я тороплюсь. У тебя что-то неотложное? Может, поговорим в другой раз? – Папа ставит кружку на стол и направляется к дверям.
– Да, неотложное, – свирепею я. – Я хочу знать, что происходит. Где ты был прошлой ночью?
– Не надо, Элли, не сейчас, – вступает Анна.
– Почему не сейчас? Что я такого спрашиваю? Так в чем дело, папа? Почему ты так поступаешь? – Я стою напротив него, гордо задрав подбородок и сжав кулаки.
Папа злится, глаза у него недобро сверкают.
– Не лезь не в свои дела, Элли, – бросает он и проходит мимо. – Это тебя не касается.
– Еще как касается! – ору я.
– Не надо при Цыпе, – заклинает Анна, а папа тем временем выходит из комнаты.
– Цыпу это тоже касается, это касается всех нас.
Я бегу за папой в переднюю:
– Папа, ты не имеешь права совсем с нами не считаться. Погляди, до чего ты довел Анну. А все потому, что ей завидуешь!
– То есть, по-твоему, я ей завидую? – спрашивает папа, открывая входную дверь.
– Вот именно. Анна много чего добилась, и ее успехи тебе колют глаза. Типичный мужской эгоизм. Тебе не нравится находиться в тени. Ты не разрешал маме работать, хотя она блестяще рисовала, ведь так?
– Что
– Пусть так, но бьюсь об заклад, она мечтала устроиться на работу, когда я пошла в школу. Она блестяще владела графикой, совсем как Анна дизайном. Тебе чужие таланты, папа, – как кость в горле. Потому что сам ты посредственность. Ты хочешь, чтобы мы все смотрели тебе в рот и думали, какой ты великий. А ты нисколько не великий. Ты плодишь несчастья, и это единственное, в чем ты преуспел.
– Спасибо, что просветила меня, – сказал папа и вышел вон, хлопнув дверью.
А я осталась стоять в передней, размышляя над тем, надо ли бежать следом за ним.
Быть может, сказанного уже достаточно.
Меня трясет. В переднюю выходит Анна, обнимает меня и уводит обратно на кухню. Наливает мне чашку чая. Цыпа не сводит с нас глаз, ложка с хлопьями застыла в руке, и с нее медленно капает молоко прямо на рукав свитера.
– Ты кричала на папу, Элли! – говорит Цыпа. – Тебе попадет.
– А мне по барабану, – отвечаю я, прихлебывая чай. Зубы клацают о фарфор. Я скашиваю глаза на Анну:
– Извини. Не сдержалась. У меня само собой вырвалось.
– Понимаю, – Анна похлопывает меня по плечу. – Не беспокойся так, Элли. Может, все образуется.
– А если нет? – сомневаюсь я, обнимая мачеху.
Я иду к автобусной остановке и думаю, что будет дальше. Играю в детскую игру – стараюсь не наступать на трещины в асфальте. Загадываю, что если дойду так до школы, то папа и Анна не разойдутся. Когда-то я только и мечтала об обратном. Хотела, чтобы Анна с Цыпой убрались куда-нибудь подальше, а мы бы с папой зажили одни. Но сейчас мне такая перспектива абсолютно не улыбается. Не желаю куковать с папой вдвоем – или втроем, с его новой подружкой. Чувствовать себя изгоем вроде Рассела.
Я с нежностью думаю о Расселе, трогаю кольцо, верчу его на пальце. А вдруг мы навеки останемся вместе и у нас будет собственная квартира. Нам уже никогда не будет одиноко. Ведь я буду знать, что у меня есть Рассел, а Рассел будет знать, что у него есть я…
Прикрываю глаза, шепчу имя Рассела – и чуть было не налетаю на блондина, Парня Моей Мечты. Он ловко уворачивается, отступив в сторону:
– Опаньки! Еще немного – и было бы столкновение!
– Не беспокойся, рюкзак, он же боксерская груша, у меня под контролем.
– Что-то сегодня ты не торопишься. О ком задумалась? О своем парне?
– Может быть. – Я вспыхиваю.
– Настоящая любовь?
– Надеюсь.
Не надеюсь, а даже уверена. Я думаю о Расселе всю дорогу в школу. Вспоминаю вчерашний поцелуй. При мысли о его прикосновениях меня наполняет истома, а ноги становятся ватными. Однако внутренним зрением я вижу, как слоника Элли заставляют выполнять новые трюки для Рассела, а он опускает голову и волочит хобот по земле, потому что он мой и хочет все делать только по-моему.