Девчонки в погоне за модой
Шрифт:
— Нет, толстая. Ужасно толстая.
— Да нет же, нет!
— Девочки, что вы там делаете? — зовет папа, распахнув кухонную дверь. — Почему вы кричите друг на друга? Войдите в дом, вы обе дрожите. Что такое? Что случилось?
Мы входим в дом. Анна начинает рассказывать. Я прошу ее отложить до другого раза. Папа пытается обратить все в шутку, но Анна требует, чтобы он ее выслушал. Она рассказывает обо мне всякие глупости, причем ужасно преувеличивает. Нет у меня никакой булимии. Три раза вызывала у себя рвоту, подумаешь, большое дело. И анорексии
— Эта штука бывает у худых, которые на диете, — говорит Моголь. — А Элли не худая, она толстая!
— Вот видите! — И я начинаю плакать.
Анна говорит, что Моголь не то имел в виду. Моголь настаивает, что именно то. Анна велит Моголю замолчать. Моголь кричит, что это нечестно. Теперь уже он начинает плакать. Папа говорит, что все это просто смешно, что сегодня Рождество, он купил новый телевизор, а никто его не смотрит, и зачем Анне нужно было затеять этот глупый скандал. Анна говорит, что она до смерти беспокоится за меня, что папа — плохой отец, что ей уже надоело переживать из-за меня, и тоже начинает плакать. Папа говорит, что мы все расстраиваемся по пустякам — конечно же, у Элли нет ни булимии, ни анорексии, и она не толстая, и вообще не о чем беспокоиться, давайте прекратим всю эту ерунду и постараемся все-таки отпраздновать Рождество.
И мы стараемся.
Господи, спасибо Тебе за телевизор! Идет хороший фильм, и, пошмыгав некоторое время носом и обиженно повздыхав, мы все увлекаемся. Мы почти начинаем снова играть в Счастливое Семейство — но тут наступает время чая.
Я не смею снова начать есть — боюсь, что не смогу остановиться. Так что я просто тихо сижу, пью чай "Эрл Грей" с лимоном, никому не мешаю.
— Элли! Ты ничего не ешь, — говорит Анна.
— Меня еще немножко тошнит.
— Не начинай все сначала!
— Нет, правда.
— Возьми этого вкусненького рождественского торта. Смотри, какая глазурь, — уговаривает папа, как будто я не старше Моголя.
— Не надо мне никакого торта, спасибо, — говорю я, хотя от густого фруктового запаха рот мгновенно наполняется слюной. Я особенно люблю глазурь, как она чудесно похрустывает на зубах, а потом по языку растекается сладость с неповторимым миндальным привкусом.
— Если у тебя действительно нет аппетита, может, возьмешь тонюсенький ломтичек? — говорит папа.
Я могла бы съесть толстенный ломоть. Два. Весь торт могла бы съесть в один присест, господи боже!
— Мне правда не хочется.
Анна вздыхает.
— Ладно, не ешь торт. Но у тебя сейчас в животе абсолютная пустота. Тебе обязательно нужно что-нибудь съесть. Кусочек хлеба с маслом, свежих фруктов и лепесточек сыра.
Она красиво раскладывает на тарелочке тоненький кусочек хлеба, яблоко, несколько зеленых виноградинок и ломтик сыра бри.
— Почти без калорий, полезно и питательно, — говорит она.
Соблазн велик, но после своего срыва за обедом я не решаюсь есть. Начну, а потом не смогу остановиться. Возьму еще кусок хлеба, потом еще,
— Нет, спасибо, — сдержанно отвечаю я, отодвигая от себя тарелку.
— Элли, Господь с тобой, — говорит папа. — Ешь, черт подери!
— Нет.
— Да что же это, детство какое-то! Ешь, и все.
— Не хочу.
— Тогда выйди из-за стола и не порти нам рождественское чаепитие, — говорит папа.
— Пожалуйста. — И я строевым шагом выхожу из комнаты.
Анна опять плачет. Я чувствую себя виноватой. Она хотела мне помочь. Но я же не нарочно! Я все Рождество была просто как святая, помогала готовить, не устроила скандала, когда Дэн притащил к нам свою подружку. Я не требую особого отношения к себе, не прошу, чтобы для меня отдельно готовили. Когда меня рвало, старалась делать это незаметно для окружающих. Не моя вина, что Анна явилась подглядывать. Почему они не могут оставить меня в покое?
Папа приходит поговорить со мной.
— Уйди.
Анна приходит поговорить со мной.
— Уйди.
Они уходят, и я провожу вечер в одиночестве. Слышно, как они внизу смотрят телевизор и смеются. Я беру новые пастельные мелки и новый альбом, рисую стол, прогибающийся под тяжестью рождественского угощения. Но вся еда испорчена: сандвичи обросли мохнатой плесенью, фрукты разлагаются в вазе, сыр обгрызают мышки, мухи ползают по торту с белой глазурью.
Глава 9
ДЕВОЧКА С ПРОБЛЕМАМИ
У нас установился новый распорядок дня. Я не ем. Анна плачет. Папа кричит. Я ухожу к себе в комнату и рисую. Я не ем. Анна плачет. Папа кричит.
Я ухожу к себе в комнату и рисую…
Моголь наблюдает за ходом игры со зрительской трибуны.
— Элли, ты сумасшедшая, — говорит он, чавкая шоколадкой у меня на глазах.
— Она всех нас сведет с ума, — говорит папа. — Господи, Элли, как ты можешь быть такой эгоисткой, так зациклиться на себе? Ты просто-напросто добиваешься внимания.
— Не надо мне внимания. Мне надо только одно: оставьте меня в покое.
— Это все я виновата, — говорит Анна.
— Почему?
— Это я предложила попробовать диету. Куда девался мой разум? Элли и так было трудно: она лишилась матери, была вынуждена свыкаться с мачехой. Отчасти это символично. Мы с Элли в последнее время немного сблизились, и это ее тревожит. Ей, видимо, кажется, что она предает память своей мамы. Поэтому она отвергает еду, которую я готовлю. Тем самым она отвергает мою заботу в целом.