Девианты
Шрифт:
– Может, стоит дать ему пакет крови? Как бы он не умер от жажды.
Рэмрейн оглядел сангвинара: тяжело дыша, тот хватал ртом воздух и тихонько стонал от боли.
– Это единственное, что может его сломать, – бесстрастно заметил молодой человек. – Они любые пытки способны вынести. Но против жажды бессильны. Напоишь его сейчас, – он перевёл взгляд на Петру, – просто отпусти на свободу или убей: толку от него больше не будет.
Девушка бросила взгляд на пленника и вздохнула: она не питала к сангвинарам никаких симпатий, но роль палача была ей непривычна и неприятна.
– Позволь мне поговорить с ним.
– Конечно, – кивнула девушка после секундных раздумий и потянулась к микрофону.
– Я не это имел ввиду, – остановили её резкие слова Рэмрейна.
– А что? – Петра посмотрела на него в недоумении.
– Пусти меня в кабину.
– Ни в коем случае! – гаркнул Тхирасак. – Рэм, ты рехнулся? Эта тварь тебя сразу укокошит!
Рэмрейн не удержался от сарказма:
– Ну, не сразу… Петра, – он подарил девушке пристальный взгляд и, сверкнув глазами, настойчиво проговорил: – Я знаю, что я делаю. Дай мне поговорить с ним.
Петра прищурилась в раздумьях, затем, вспомнив разговор у сеньора Марино, кивнула. Посмотревший на неё в возмущении Тхирасак проглотил возражения и с ворчанием принял у Рэмрейна кошку, которая, протестующе замяукав, выскользнула из его рук и с достоинством затрусила прочь из подвала. Молодой человек схватил висевшие на стене наручники, подошёл к ведшей в кабину тяжелой двери, сплошь обитой металлом, и не раздумывая закрутил огромный вентиль, замыкавший люк в камеру. Петра скрестила руки на груди, унимая тревогу, – Рэмрейну она верила; нервно подалась вперёд Ровена, и сломал от волнения карандаш Тхирасак. Стоявший возле стены Килиан только усмехнулся, наблюдая за происходящим с интересом зрителя, посетившего премьеру блокбастера.
Дверь открылась с немалым грохотом; удобнее перехватив наручники, Рэмрейн вошел в кабину и без промедления закрыл за собой дверь. Вскинув голову, сангвинар замер и как-то вмиг напрягся; встретившись с ним глазами, молодой человек криво усмехнулся: он не раз видел такие взгляды. Дикий голод в глазах сангвинаров появлялся всякий раз, стоило им ощутить его запах, сейчас же реакцию пленника только обостряла длительная жажда.
– Чего тебе? – с трудом выдавил он, разлепив белые от высохшей слюны губы.
Рэмрейн склонил голову к плечу:
– А ты неплохо держишься.
Тихие слова были полны насмешки; застонав, не в силах более бороться с искушением, сангвинар бросился на молодого человека. Измученный жаждой, он был слишком слаб: Рэмрейн с лёгкостью блокировал его атаку, защитив шею локтем, и ударил в грудь. Сангвинар чуть согнулся и, кашляя, рухнул на колени после резкого, точного удара ребром ладони в горло. Схватив пленника за ворот, молодой человек рывком поставил его на ноги и оттолкнул к стене; продолжая кашлять, тот без сил сполз на пол и равнодушно проследил за тем, как его пристегнули наручниками к кольцу, вделанному в бетон.
– Ну, что ж, поговорим, – Рэмрейн
– Пошёл к чёрту, – слабо выругался пленник и вскинул взгляд, услышав обманчиво-мягкое:
– Тиальф… Необычное имя.
Несколько мгновений сангвинар взирал на молодого человека в смеси ужаса и острой жажды, затем приглушённо спросил:
– Кто ты?
– Твой ночной кошмар, – без тени улыбки ответил Рэмрейн.
Тиальф закрыл глаза и затряс головой:
– Не мучай меня. Просто убей.
– Но ты нужен мне живым.
От ухмылки молодого человека сангвинара передёрнуло, он отполз к стене, тщетно дёргая руку и сожалея, что не умер от голода ещё раньше. Рэмрейн не угрожал, взирая всё так же спокойно, но Тиальф хорошо чувствовал его запах – вызывавший у него неконтролируемую жажду восхитительной чистотой аромата, пугавший неожиданно изменившимся настроением, которое, казалось, коснулось самого воздуха чёрной агрессией. Пленник остро осознавал, чем ему грозит этот не видимый никому всплеск ярости, и, с трудом контролируя ответную волну страха, пролепетал:
– Что мы тебе сделали?.. Почему ты мстишь столько лет? Ты столько крови пролил…
– Страшно? – хрипло прошептал Рэмрейн; в глазах его искрились злость и удовлетворение. – А теперь рассказывай, Тиальф. Рассказывай, пока я не рассердился.
– Я не могу, – Тиальф сглотнул.
– Отчего же? – ласково возразил молодой человек. – Конечно, можешь.
Пленник несколько секунд глядел на него с обречённостью, затем покачал головой:
– Вы ведь всё равно меня убьёте. Или ещё раньше я умру от жажды. Мне недолго осталось… Я потерплю.
– Потерпишь, значит? – Рэмрейн вскинул бровь: жалости он не чувствовал.
Тиальф со страхом проследил за тем, как молодой человек поднимается на ноги, отходит на несколько шагов; облизав пересохшие губы, он глухо спросил, когда Рэмрейн выудил из рукава складной нож:
– Что ты делаешь?
Молодой человек не ответил, выкинул лезвие и сжал его в ладони; догадавшись о его намерениях, сангвинар закричал: «Не надо!» и в ужасе проследил за кровью, что багровыми струйками потекла по пальцам Рэмрейна, едва он резко дернул нож вниз, рассекая кожу. Жажда вспыхнула в горле Тиальфа с новой силой, опаляя огнём, он взвыл, больше всего на свете желая впиться своему мучителю клыками в горло. Не отравленный страхом, усиленный сдерживаемыми эмоциями, запах капавшей на пол крови сводил с ума; пленник не вытерпел единственной пытки и сдался тому, с чем не мог бороться ни один сангвинар…
– Хорошо… я всё скажу… – скорчившись на полу, выдохнул он.
Рэмрейн широко улыбнулся:
– Отлично.
Несколькими минутами позднее он вышел из камеры и ответил на вопросительные взгляды неожиданным:
– Вы знаете Вардена?
– Мы встретили его один раз, – протянула Ровена, – на складе.
– Да, было дело, – закивал Тхирасак.
Рэмрейн рассеянно проследил за тем, как взявшая его руку Петра перетягивает его рану носовым платком, и огорошил всех коротким:
– Отпустим этого парня.